Розетта - Барбара Эвинг

Уильям, конечно, не собирался говорить о смерти и битвах в присутствии вдовы Гарри Фэллона Розы. Поэтому, поскольку за столом присутствовали и другие дамы, он начал рассказывать о чудесных приключениях с турками, потом он повел речь о полученных от французов древностях и сокровищах, в частности о частично разрушенном камне. Его слушали с огромным вниманием. Пламя свечей отражалось в глазах, отбрасывало тени на пухлые белые руки его жены Энн, на полированную поверхность стола, на светло-красное вино в бокалах, на пудреные волосы пожилых дам, на медали герцога Хоуксфилда, на драгоценности и перья сестер и на двух гостей, одетых во все черное. Четырнадцатилетняя Долли Торренс, надежно упрятав павлина на кухне со слугами, вернулась к гостям. Она заметила, что ее отец, герцог, — сморщенный, слабый старик — как-то странно смотрел в свой бокал, слушая или не слушая сына. Но герцог Хоуксфилд не сводил глаз с племянника и ловил каждое его слово. А милый Уильям был таким симпатичным в голубом мундире и с собранными в хвост светлыми волосами. Золотые нашивки свидетельствовали о том, что он стал капитаном. «Мы чем-то напоминаем картины», — подумала Долли, у которой была склонность к искусству. Она оглядела сидящих за столом, размышляя, какую картину ей это напоминает. Некоторые люди слушали Уильяма, не глядя на него, некоторые подались вперед, захваченные его повествованием. Старые, вечно кашляющие джентльмены молчали; они перестали шмыгать носом, хрипеть и прочищать горло, как это обычно делают старики. Герцогиня, когда-то одна из первых красавиц Лондона, носила белый чепец с несколькими буклями, маскирующими недостаток волос у нее на голове. Она не узнавала своего брата, но не переставала улыбаться.

Долли, наблюдая за окружающими, внезапно поняла, о какой картине думала: «Эксперимент с воздушным насосом». Она видела это полотно в галерее. Некоторые люди, присутствующие здесь, могли бы сказать Долли, что между картиной и этим обедом нет ничего общего, но все дело было в свете, который соединял их, в том, как тени легли на лица людей, пока говорил Уильям. Познания Долли в области искусства были по меньшей мере беспорядочными.

На столе все еще лежали разнообразные сладости, но гости уже были сыты. Большинство забыло о еде, так всех захватил рассказ Уильяма (хотя Долли смогла дотянуться до нескольких конфет, не спуская глаз с дорогого брата). Наконец Уильям откинулся на спинку стула, не выпуская из руки бокал с вином. Долли улыбнулась ему. Как им повезло, что он вернулся домой живой и здоровый! Бедный Джордж Фэллон, виконт Гокрогер, потерял брата в сражении при Абукире. Несчастная Роза Фэллон, одетая во все черное, сидела неподвижно. Она стала вдовой. Долли, которая лишь мельком поглядывала на Розу, последняя казалась героиней. Позднее в ее семье часто замечали, что Долли слишком romantique[15], едва ли это пойдет ей на пользу.

— Скоро, — продолжал Уильям, — все эти древности, включая тот очень важный поврежденный камень, о котором я упоминал, все, что мы взяли у французов, окажется там, где и надлежит, — в Великобритании, что послужит еще одним доказательством нашей победы над Наполеоном. — Престарелые джентльмены согласно закашляли, радуясь такому повороту событий. — Сейчас, когда мы с вами беседуем, с Наполеоном ведутся переговоры о заключении соглашения. Думаю, скоро будет провозглашен мир между нашими странами. Мы останемся победителями! — В этот момент Уильям поднял бокал, подавая тем самым знак, чтобы ему налили еще вина. — Хотя, естественно, сэр, — быстро добавил он, обращаясь к дяде, — вам об этом должно быть известно больше, чем мне.

Герцог Хоуксфилд, советник короля, согласно кивнул. Он не обсуждал государственные дела за обеденным столом.

Отблески света снова заиграли на обнаженных руках жены Уильяма Энн. Бриллиантовое ожерелье заискрилось в свете свечей, когда она наклонилась, желая, чтобы и ей долили вина. К ней быстро подошел слуга, хотя не все женщины пили вино за обеденным столом. Но возможно, у них просто не болели зубы.

— А драгоценности? — обратилась она к супругу, пробуя языком больной зуб.

— Наши генералы все-таки позволили французам оставить себе некоторые не особо интересные вещицы. Но мы, конечно, спасли все самое важное, а драгоценности я видел собственными глазами.

— Где же теперь все эти сокровища? — Дамы мгновенно оживились.

— Полагаю, что сейчас они плывут на барже по Бискайскому заливу, — ответил Уильям. — Когда мы уехали из Александрии, их как раз готовили к транспортировке. Большой камень должны были отправить с прочими древностями.

— Насколько велик этот pièce de résistance?[16] — обратилась Энн к мужу, сделав глоток вина.

В ответ он пожал плечами.

— Может, ярд в высоту, два фута в ширину, фут в толщину. Темноватый. Наверное, базальт.

— Господи, какой он большой! — Долли заметила, что этим слегка насмешливым тоном и улыбкой Энн, возможно, пыталась поддразнить, а может, и развеселить Уильяма. Внезапно в голову Долли пришла невероятная мысль. А вдруг, если таковое возможно, она пыталась развлечь нового виконта Гокрогера? Она видела, как Уильям посмотрел на жену. По его лицу ничего нельзя было прочитать. (Дело в том, что Долли с удовольствием изучала все новые дамские романы, видела во всем драму и надеялась на драму в своей жизни, чтобы стать настоящей героиней истории со счастливой развязкой.)

Почетный гость, дядя Долли герцог Хоуксфилд, прочистил горло.

— Если я все правильно понимаю, Уильям, мой мальчик, — в этот момент и пудреные парики стариков, и прилизанные волосы юнцов повернулись в сторону герцога, поскольку считалось, что он является одним из могущественнейших людей в Англии, — ценность этой египетской стелы превышает ценность всего прочего, поскольку на нем есть надпись на трех языках, включая древнегреческий, который стал деловым языком Египта после того, как его покорил Александр Великий. Я прав?

— Да, сэр, — ответил Уильям.

— Древнегреческий язык, который мы знаем?

— Да, сэр.

Долли заметила, что при этих словах Роза Фэллон подалась вперед. Полы ее траурного платья с легким шелестом прикоснулись к столу.

— Что в греческом тексте? — спросила Роза низким, немного резким голосом. — Почему он так важен? — Это были первые слова Розы за весь вечер, если не считать вежливых любезностей. Долли заметила, как в неверном свете свечей блеснули ее глаза. Она увидела небольшую морщинку у нее на лбу. Казалось, она всегда там была, похожая на небольшой вопросительный знак. Для Долли эта морщинка была прекрасной. Создавалось впечатление, что Роза думала обо всем на свете и все поняла.

Уильям вежливо повернулся к Розе.

— Среди прочего, мадам, — и в этом, полагаю, заключается суть вопроса — в тексте говорится, что он должен быть повторен трижды: на священном древнеегипетском языке, собственно на древнеегипетском языке и на греческом. Это не тайна. Французы сняли с камня копию. Они покрыли его чернилами и скопировали прежде, чем мы смогли что-либо предпринять. Так что эта информация, по крайней мере, всегда была доступна на французском. И, насколько я понимаю, священным языком египтян были, конечно… — тут он не смог удержаться и сделал эффектную паузу, — иероглифы.