Семья Рэдли - Мэтт Хейг

Ведя машину, Хелен посматривает на дочь, которая в оцепенении сидит рядом, на пассажирском сиденье.

Она боялась, что случится нечто подобное. Часто изводила себя, воображая сценарии такого рода. А теперь, когда это произошло на самом деле, все кажется таким ненастоящим.

— Хочу, чтобы ты знала, ты не виновата, — говорит она, глядя в зеркало. Машина с противотуманными фарами все еще едет сзади. — Видишь ли, Клара… Эта особенность… Она есть у всех нас, но она… она была латентной… все эти годы. Всю твою жизнь. И у Роуэна. Мы с отцом, папа и я, мы не хотели, чтобы вы об этом знали. Мы думали, что если вы не будете знать… вы сможете перерасти свою природу… мы так думали.

Когда они проезжают мимо поля, где вдалеке проходит вечеринка и ребята танцуют вокруг угасающего костра, Клара даже не поворачивается к окну.

Хелен понимает, что ей обязательно надо продолжать разговор, объяснять, говорить дочери хоть какие-то слова. Которые разобьют тишину. Которые завуалируют правду. Но у нее разрывается сердце.

— Но это… оно очень сильно… как акула. И оно подстерегает постоянно, какой спокойной бы ни была вода. Оно там. У самой поверхности. Готовое…

В зеркало заднего вида видно, как замерли на месте и погасли противотуманные фары. От мысли, что их больше не преследуют, Хелен становится чуть легче.

— Но самое главное, — продолжает она, совладав с голосом, — что ничего страшного в этом нет, все в порядке, мы тоже сильные, дорогая моя, мы со всем справимся и будем дальше жить нормально, обещаю…

Клара поворачивается к ней. Хелен видит на лице дочери подсохшую кровь, вокруг рта и на подбородке. Даже на щеках и на носу кровавые полосы.

Как камуфляж.

Сколько она выпила?

Этот вопрос причиняет Хелен невыносимую боль. Боль, которую чувствуешь, когда ты что-то строил, благоговейно возводил, словно собор, и вдруг видишь, как твое творение распадается, круша все и всех, кто тебе дорог.

— Кто я? — произносит Клара.

Это слишком. Хелен понятия не имеет, что ответить. Она смахивает навернувшиеся слезы.

— Ты та, кем была все время, — наконец говорит она. — Ты — это ты. Клара. И…

В ее сознание врывается обрывочное воспоминание. Как она укачивает годовалую дочку, в очередной раз проснувшуюся от беспокойного сна, и без конца напевает колыбельную про лодочку, чтобы ее успокоить.

Как бы ей хотелось вернуться в то мгновение и чтобы нашлась подходящая колыбельная.

— Мне очень жаль, милая…

За окном мелькают темные деревья.

— Но все будет хорошо, — обещает Хелен. — Обязательно. Честное слово. Все будет хорошо.

На автостоянке у супермаркета в Манчестере стоит женщина и с немым вожделением смотрит в глаза брату Питера. Она совершенно не осознает, что делает. Уже бог знает сколько времени, а она как-то очутилась на стоянке с этим потрясающим, невероятно привлекательным мужчиной. Он оказался ее последним клиентом на сегодня. Когда он подошел к ее кассе, в корзинке у него были лишь зубная нить да влажные салфетки.

— Привет, Джули, — сказал он, прочтя ее имя на бейдже.

Выглядел он на первый взгляд ужасно — как растрепанный рок-музыкант из какой-то уже немодной группы, до сих пор убежденный, что потертый плащ — это крутой прикид. К тому же он был заметно старше ее, но угадать его возраст почему-то не получалось.

И все-таки его облик сразу же пробудил в ней что-то. На работе Джули обычно погружалась в своего рода транс и пребывала в нем всю смену, перекладывая покупки и отрывая чеки, но тут вдруг оцепенение развеялось и странным образом обострились чувства.

Все те банальности, в которые верят более романтичные натуры: учащенный стук сердца, кровь, приливающая к вискам, головокружение, легкое тепло внизу живота.

Они немного пофлиртовали, но теперь, оказавшись на стоянке, Джули почти ничего из этого разговора не помнила. Гвоздик в губе? Точно. Ему понравился гвоздик у нее в губе, но вот пурпурные пряди в черных крашеных волосах на фоне этого гвоздика и бледного макияжа показались ему излишеством.

— Образ гота тебе к лицу, только не перебарщивай.

От Тревора, своего парня, Джули ни за что не потерпела бы подобных нравоучений, а ему, совершенно незнакомому человеку, почему-то возражать не стала. Она даже согласилась встретиться с ним через десять минут на лавочке у магазина, рискуя дать уходящим домой коллегам вожделенную пищу для сплетен.

Они разговорились. Машины друг за другом разъезжались, а они все сидели. Казалось, что прошло всего несколько минут, но на самом деле, наверное, больше часа. Вдруг он без предупреждения встает и жестом приглашает ее за собой, они бесцельно идут через стоянку, и вот Джули останавливается и облокачивается на старый побитый фургончик «фольксваген». Это чуть ли не единственная оставшаяся машина.

В это время она уже должна бы быть с Тревором. Он наверняка гадает, где она. А может, и нет. Может, он просто играет в свои компьютерные игрушки и вообще о ней не думает. Впрочем, какая разница? Джули просто необходимо слушать этот голос. Этот глубокий, уверенный в себе демонический голос.

— Так что, я тебе нравлюсь? — спрашивает она.

— Ты возбуждаешь во мне аппетит, если ты об этом.

— Тогда отвези меня куда-нибудь поужинать. В смысле, если ты голоден.

Он бесстыдно улыбается:

— Я думаю, тебе лучше зайти ко мне.

Под взглядом его темных глаз Джули забывает о холоде, о Треворе, забывает обо всем, о чем положено помнить, когда разговариваешь на стоянке с незнакомцем.

— Ладно. А где ты живешь?

— Ты облокотилась на мой дом, — сообщает он.

Джули заливается смехом.

— Ла-адно, — говорит она, похлопывая по фургону. Она не привыкла к таким приключениям после работы.

— Ладно, — повторяет мужчина.

Джули хочет поцеловать его, но пока сдерживается. Она пытается закрыть глаза и представить себе лицо Тревора, но не получается.

— Наверное, я должна тебя предупредить, что у меня есть парень, — говорит она.

Похоже, незнакомец только рад.

— Следовало бы и его пригласить на ужин.

Она берет его протянутую руку.

У него звонит телефон. Джули узнает мелодию. «Сочувствие дьяволу».

Мужчина не отвечает. Вместо этого он подводит ее к задним дверям фургончика и открывает их. Она заглядывает внутрь и видит в беспорядке раскиданную одежду, потрепанные книги и старые кассеты. Вокруг голого матраса валяются бутылки — с вином и пустые.

Джули смотрит на него и понимает, что ее за всю жизнь ни к кому так не тянуло. Мужчина жестом приглашает ее вовнутрь: