Плутония - Владимир Обручев

– И даже Петр Иванович, которому до сих пор везло всего больше по части коллекций, не поживился ничем, – прибавил Громеко.

– Один только Иван Андреевич коллекционирует! – смеясь, заметил Макшеев.

– Я? Что же я собрал за это время? – удивился Боровой.

– Коллекцию непонятных физических явлений, – ответил за Макшеева Каштанов, догадавшийся, на что тот намекает.

– Это очень странная коллекция, но зато легковесная, не то что ваши камни! – смеялся Боровой. – Она наши нарты не задавит!

– Но может оказаться и очень тяжеловесной, в смысле итогов экспедиции. Ведь каждому исследователю хочется найти что-нибудь особенное, ранее неизвестное! Вам повезло до сих пор больше, чем нам.

На следующий день спуск продолжался и стал даже еще заметнее. Ледяная равнина начала распадаться на плоские увалы. Во впадинах между ними текли ручьи, снег размок, и идти на лыжах стало тяжело: лыжи скользили, раскатывались в стороны. Поэтому способ передвижения изменили: люди уселись на нарты, по двое на каждую; собаки тащили их быстро вниз по уклону; лыжными палками направляли нарты и сдерживали их раскаты на неровностях льда.

Обратили внимание на то, что тучи, клубившиеся по– прежнему низко, имеют не серый, а красноватый цвет, словно их озаряет заходящее, но невидимое солнце.

Ледяная пустыня уходила во все стороны до недалекого горизонта и также казалась красноватой. Это странное освещение на дне глубокой впадины, куда не могло заглянуть низкое полярное солнце, также принадлежало к коллекции необъяснимых явлений, которую собирал Боровой.

В этот день остановились на гребне увала вблизи большого бурного ручья с чистой водой, избавлявшей от необходимости растапливать снег для супа и чая.

После ужина метеоролог установил свой кипятильник в твердой уверенности, что ввиду такого длинного и опасного спуска на протяжении сорока пяти километров ртуть покажет по крайней мере 130 градусов и снижение будет около десяти тысяч метров, то есть рекордным за все время. Он даже заранее вычислил высоты для точек кипения от 130 до 135 градусов, чтобы огорошить ими своих спутников. Каково же было его удивление, когда термометр показал только 120 градусов!..

– Моя коллекция опять увеличилась, – заявил он торжественным тоном. – Вы, конечно, не сомневаетесь, что мы сегодня ехали все время и очень быстро под гору.

– Ну конечно. Ясно! Вода в гору не течет! – раздались голоса.

– Так. А вот гипсотермометр показывает, что мы ехали в гору и поднялись за день на тысячу семьсот метров с лишком. Как вам это понравится?

После того как все убедились собственными глазами, что Боровой не шутит, он заявил:

– Очевидно, идя и далее все вниз, мы скоро выберемся из этой удивительной впадины, может быть, у самого Северного полюса.

– А я думаю, что готовится какая-то катастрофа! – загадочным тоном произнес Громеко. – В таинственной яме происходит необыкновенное разрежение воздуха, давление падает, предвещая ураган, циклон, тайфун, смерч или что-нибудь подобное. А в ожидании этой пертурбации, чтобы перенести ее спокойно, я предлагаю всем благоразумным людям залезть в спальные мешки.

Все, даже Боровой, рассмеялись и последовали совету врача. Но метеоролог предварительно осмотрел, крепко ли вбиты колья, хорошо ли натянуты веревки, державшие юрту. Он действительно опасался какой-то атмосферной катастрофы, спал тревожно, просыпаясь и прислушиваясь, не усиливается ли ветер, не начинается ли ожидаемое явление. Но все было спокойно, ветер гудел равномерно, как все это время, сотоварищи похрапывали, собаки сквозь сон ворчали и взвизгивали. И Боровой опускал голову на подушку, стараясь отогнать тревожные мысли и заснуть.

Утром он раньше всех вышел из юрты, чтобы отсчитать показания инструментов, вывешенных на ночь. Остальные путники лежали еще в спальных мешках.

Вдруг войлочная дверь юрты поднялась. Метеоролог, бледный, с вытаращенными глазами, вернулся в юрту и произнес, заикаясь:

– Если бы я был один, я бы больше не сомневался в том, что рехнулся окончательно.

– Ну, что такое опять? В чем дело? Какая катастрофа разразилась? – послышались вопросы, у одних испуганные, у других иронические.

– Тучи или туман почти рассеялись, и солнце, понимаете ли вы, полярное солнце стоит в зените! – прокричал Боровой.

Все бросились к выходу, толкая друг друга и на ходу одеваясь.

Над ледяной равниной клубился легкий туман, и сквозь него то ярче, то тусклее светил красноватый диск, стоявший прямо над головами, а не низко над горизонтом, как полагалось полярному солнцу в пять часов утра в начале июля под 80° северной широты.

Все стояли, задравши головы кверху, и смотрели молча на это странное солнце, находившееся на ненадлежащем месте.

– Странная эта местность – Земля Нансена, – промолвил Макшеев не то трагическим, не то ироническим тоном.

– Да не луна ли это? – предположил Папочкин. – Может быть, теперь полнолуние?

Боровой порылся в карманном справочнике:

– Теперь действительно полнолуние, но только этот красный диск не похож на луну – и светит сильнее, и греет заметно.

– Может быть, на Земле Нансена… – начал Макшеев.

Но Каштанов перебил его:

– В полярных странах в летние месяцы луна никогда не бывает в зените: или ее совсем не видно, или она стоит очень низко.

– А если это не луна и не солнце, то что же это такое?

Но ответа никто не мог дать. Все продолжали делать догадки и опровергать их; затем позавтракали и собрались в путь. Термометр поднялся до +8 градусов. Туман то сгущался, скрывая красное светило, то разрежался, а оно показывалось неизменно в зените, не двигаясь с места. Путь шел по– прежнему вниз по ледяной равнине вдоль берега большого ручья. Уклон как будто становился более пологим.

Собаки бежали дружно, путешественники сидели на нартах, по временам вскакивая, чтобы поправить упряжь или устроить мостик через более глубокое русло.

Как только солнце пробивалось сквозь клубы тумана, все поднимали головы и смотрели на это странное светило, принявшее такое противоестественное положение на небе.

В обед сделали обычный привал.

Полдень, впрочем, показывали только часы, солнце же стояло по-прежнему в зените и, казалось, не думало менять своего места.

– Чем дальше в лес, тем больше дров! – ворчал Боровой. – Солнце и под восьмидесятым градусом северной широты должно перемещаться по небу, а не стоять на одном месте! Ведь Земля-то вертится!

Во время привала он определил высоту солнца, которая оказалась равной 90°.

– Можно подумать, что мы находимся под тропиком в день летнего солнцеворота или под экватором во время равноденствия! – сказал он после наблюдения. – Какую широту прикажете записать? Хоть убейте, а не понимаю, где мы находимся и что вокруг нас происходит. Мысли в голове путаются, и все кажется каким-то странным сном!