Сыщица начала века - Елена Арсеньева

Сие произошло по случайности. Разумеется, описаниенеизвестной было помещено городским полицейским управлением в «Нижегородскомлистке» и в «Нижегородских губернских ведомостях». Однако, как водится, приметысии были редкостно расплывчаты и неопределенны: неизвестная особа женскогопола, росту среднего, лицо чистое, возраст около тридцати, волосы рыжеватые.Впрочем, это уже кое-что! Все-таки «волосы рыжеватые» не столь распространены,это относится скорее к особым приметам, которые так часто помогают выяснитьличность того или иного человека. А вот когда читаешь в «Губернских ведомостях»заявления уездных полицейских управлений или присутствий по воинской повинностио каких-нибудь уклоняющихся от призыва Петрах Ивановых или Иванах Петровых ивстречаешь там что-нибудь в этом роде: «Двадцати семи лет, роста среднего,волосы русые, лицо чистое, грамотен», – то невольно воскликнешь,перефразируя Кирилу Петровича Троекурова: «Да кто ж не среднего роста, у когоне русые волосы, не чистое лицо! Бьюсь об заклад, три часа сряду будешьговорить с этим Петром Ивановым или Иваном Петровым, а не догадаешься, с кембог тебя свел. Нечего сказать, умные головушки приказные!»

Повторюсь: установить личность неизвестной помогли именно ееволосы – не столько рыжеватые, конечно, сколько красивого каштанового оттенка.Имя ее оказалось – Наталья Юрьевна Самойлова, двадцати девяти лет. Г-жи Самойловойхватился некий Сергей Сергеевич Красильщиков, конторщик нижегородскогоотделения пароходной компании «Кавказ и Меркурий». Он забеспокоился о своейневесте (по сути – сожительнице), которая давно к нему не хаживала, хотя преждепосещала чуть не каждый день. Красильщиков сначала предавался ревности: неотыскался ли у него соперник, – затем забеспокоился всерьез. Он на ножах сбратом Натальи Юрьевны, а потому не мог явиться к ней в дом и осведомиться, незаболела ли она и по какой причине пренебрегает встречами. Когда он все-такирешился на сие, прошло три или четыре дня. Обуреваемый тревогой, Красильщиковподстерег и подкупил кухарку, когда та шла на базар, и она поведала ему, чтоНатальи Юрьевны дома нету уже который день, хозяин (разумелся брат пропавшей)бранит ее на чем свет стоит, потому как убежден, что она проводит время сосвоим сожителем, и грозиться нажаловаться на Красильщикова его начальству вконтору «Кавказа и Меркурия». То есть произошло обыкновенное бытовоенедоразумение, по причине коего покойница столь долго и оставаласьнеопознанной.

В анатомический театр на освидетельствование трупа СергейСергеевич Красильщиков и Евгений Юрьевич Лешковский, брат Самойловой (она былапрежде замужем, да овдовела, но фамилию, понятное дело, носила мужнину),явились одновременно и держались одинаково отчужденно – до той минуты, как импредъявили мертвое тело.

Я исподтишка поглядывала на них. Такое впечатление, что обавтихомолку надеялись: вдруг это окажется не Наталья Юрьевна? Однако – увы…Узнав ее, брат и жених повели себя вполне одинаково: издали громкий потрясенныйкрик, потом поглядели друг на друга – и кинулись… о нет, не обняться и незарыдать дружным хором о дорогой усопшей! Они с равным усердием принялисьтузить и колошматить друг друга, выкрикивая самые ужасные оскорбления и, посути, обвиняя один другого в убийстве молодой женщины.

Какое-то время мы все: я, полицейский, прибывший со мной,санитар покойницкой и эксперт-патологоанатом стояли остолбенев – это отрастерянности. Я, впрочем, очнулась быстрее остальных и закричала:

– Разнимите их, господа, что же вы медлите!

На Красильщикова и Лешковского навалились и растащили их поуглам, однако они продолжали громко браниться. Из этой перебранки внимательномууху стало ведомо кое-что интересное. Оказывается, Лешковский был категорическипротив романа сестры с незначительным пароходским служащим. Наталья Юрьевнаполучила после смерти мужа очень недурное наследство (пожалуй, ее можно былоназвать завидной невестой!), и Лешковский не сомневался, что Красильщиковапрежде всего привлекают ее деньги. Я-то как раз уверена, что прежде всего егопривлекала яркая красота Самойловой (надо отметить, что он и сам высок ростом идовольно хорош собою, хоть и несколько, на мой вкус, благостно-пресен), ну аденьги никогда и никому не показались бы лишними.

В ответ на ругань Красильщиков отвечал, что если здеськто-то и мечтал прибрать к рукам деньги Натальи Юрьевны, то это отнюдь не он, асам Лешковский. В отличие от сестры, разбогатевшей благодаря удачному браку скаким-то «чувствительным идиотом», как пренебрежительно назвал ее покойногомужа брат, сам Евгений Юрьевич жил весьма скромно, только лишь на жалованьеучителя гимназии: он преподавал латынь и мертвые языки [6].Его страстью были старинные книги и рукописи, настоящие библиографическиередкости: у себя дома Лешковский собрал преизрядную библиотеку. Книги сии ирукописи он привозил из путешествий, куда отправлялся, конечно, не на скромныйучительский заработок, а благодаря щедрости сестры. Красильщиков уверял, чтоСамойловой надоело поддерживать безумные проекты брата, тратить деньги наникому не нужные книги, она хотела жить настоящей жизнью. После замужества оналишила бы Лешковского материальной поддержки. Теперь, после смерти НатальиЮрьевны, брат остался наследником всего ее немаленького состояния. Значит,делал простейший вывод Красильщиков, Лешковский и убил ее.

Евгений Юрьевич тоже не пощадил своего, с позволениясказать, противника. Так, он сообщил всем желающим выслушать (напомню, в ихчисло входили четверо живых – официальные чины – и штук двадцать мертвых тел,принадлежащих прежде к самым разным общественным слоям и званиям), что сестраего прежде была увлечена Красильщиковым, спору нет, однако в последнее времяразочаровалась в нем и твердо вознамерилась прекратить их отношения. Онасчитала Красильщикова человеком распущенным и развратным, обвиняла любовника втом, что под его влиянием пристрастилась к вину, пробовала курить сигарки идаже начала красить волосы в рыжий цвет, покупая помаду банками у какой-тоавантюристки…

Боже мой, подумала я в этом месте, оказывается, роскошныйцвет кудрей Натальи Самойловой – не более чем результат воздействия какого-токрасителя! Сама не знаю, почему меня это так огорчило.

Вообще сестра его, продолжал выкрикивать Лешковский, была ожизни семейной, тем паче – с Красильщиковым, самого невысокого мнения и всеболее увлекалась наукой, особенно мертвыми языками. Исследования и изыскания,проводимые братом, приводили ее в восторг, она ничего так не желала, какпосвятить им остаток жизни… Красильщиков, который надеялся поправить своиматериальные дела (он транжира и отъявленный игрок, господа!), не перенесотказа и из мести убил бывшую невесту.

Слушая все это, я с превеликим трудом скрывала усмешку,безусловно, неуместную в сем трагическом случае. Однако, ежели отвлечься отпечальных обстоятельств, в ситуации и впрямь оказалось премного забавного.