Великий торговый путь от Петербурга до Пекина. История российско-китайских отношений в XVIII— XIX веках - Клиффорд Фауст

Как уже упоминалось выше, соглашения об обозначении границы Буринского договора включены в большой Кяхтинский договор в виде статьи 3 и, соответственно, произошел обмен превосходно точно выполненными картами и топографическими описаниями. В то время сохранялись некоторые сомнения, и с тех пор велись определенные споры относительно того, достались ли русским властям участки территории, которые фактически им никогда не принадлежали или на которые они не претендовали раньше, или нет? Аргументы в данном случае вообще неуместны, так как ни русские, ни китайцы не знали ту территорию достаточно хорошо. Только со временем, когда путешественники и ученые-первопроходцы осмотрели и описали народы приграничных областей, всем стало ясно, что при обозначении границ чиновники мало принимали во внимание демографические факторы. Из-за этого произошло разделение ряда племен и народностей, оказавшихся на территории двух разных империй. Но в те времена рассчитывать на что-то более гуманное не приходилось. Обозначение границы проводилось по большому счету с опорой на принцип сохранения существующего положения вещей (uti possidetis), по крайней мере до той степени, что позволяли знания географии и демографии участников переговоров с обеих сторон.

В ходе обозначения границы С.Л. Владиславич-Рагузинский превосходно выполнил полученные им инструкции. Области Даурии (Забайкалье), Селенгинска и Ангары остались за Россией, и российский суверенитет расширился на районы к югу от Селенгинска, практически неизвестные русским первопроходцам. У китайского двора появились более веские причины для недовольства установленной линией, обозначавшей границу. И все-таки она выглядела выгодной настолько, насколько можно было китайцам рассчитывать: вся Монголия вернулась в распоряжение Срединного царства, большая часть территории которого контролировалась его властями весьма относительно. Китайские претензии на бассейн Ангары остались неудовлетворенными, но с большой долей достоверности такие притязания можно назвать поводом для торга, чем серьезными намерениями. Больше всего прочего маньчжурам требовалось определение границ, и этого конечно же не могло перевесить возможное недовольство линией ее прохождения на некоторых участках. Примечательно то, что китайцы никогда в XVIII столетии не прилагали особенно упорных усилий по изменению имеющейся линии границы, а лишь ужесточали контроль над ней с целью пресечения незаконного пересечения.

Основной причиной определения государственной границы считалось установление контроля над перемещением местного населения, проживавшего вблизи нее, и особенно это касалось контроля русских чиновников над купцами, торгующими через ту же границу. Данной теме в прямой постановке вопроса посвящены статьи 3 и 10. Впервые утверждалось, что все споры и злоупотребления прошлого следовало забыть. Беглецов следовало оставлять там, где они пребывали на момент вступления договора в силу. Здесь видится победа Владиславич-Рагузинского. Предельно ясные инструкции тогда касались обращения с будущими незаконными нарушителями границы в обоих направлениях. Простой народ, прошедший через границу без необходимых паспортов, предписывалось выдавать властям на родину и подвергать положенному наказанию. Мясной скот или верблюдов, похищенных через границу, требовалось возвращать их владельцам, а похитителю или похитителям предписывалось возмещать убыток в десятикратном размере за первое преступление, в двадцатикратном размере за рецидив и т. д. Беглецов с обеих сторон ждало наказание по месту поимки, покинувших расположение своих воинских подразделений солдат (дезертиров) следовало предавать смертной казни: китайцев — через обезглавливание, русских — через повешение. Все похищенные товары, кроме скота, следовало возвращать их законным владельцам. В общем и целом речь шла о весьма строгих мерах даже для того времени, но данная проблема долго и серьезно мешала установлению спокойствия на границе. И она даже усугублялась, когда в условиях войны Китайской империи против джунгар потребовалось покончить с беспечным пристанищем, которым Русская Сибирь служила многим китайским врагам, а также с источником товарных поставок и скота для прочих народов. И это несмотря на то, что русские люди не давали ни малейшего повода подозревать их в воинственных устремлениях в данном регионе. На самом деле они не располагали для этого необходимой военной мощью на данной территории, тем не менее данный договор все-таки послужил делу обособления джунгар и появлению у китайцев возможности в свое время полного покорения их своей воле. Для этого китайским армиям потребовалась еще четверть века.

Обозначение границы и наведение порядка в сфере перемещения через нее людей и товаров никаких очевидных возражений у русских чиновников вызывать не могли, так как главную головную боль им доставляло налаживание торговли. Статья 4 посвящалась одновременно русской торговле напрямую с Пекином и торговым постам (факториям) на границе. Один русский обоз (в самом договоре не делалось различия между казенным или частным предприятиями) мог отправляться в Пекин раз в три года; его разрешалось сопровождать двум сотням купцов (то есть участникам экспедиции). Никаких налогов или пошлин как на покупателей, так и на продавцов в такой столичной торговле не начислялось. При движении по китайской территории разрешалось приобретение любого тяглового скота и необходимого провианта, но только за собственный счет купцов, а не в соответствии с былой китайской традицией, когда часть дорожных расходов или все они ложились на китайский двор. Покупать и обменивать разрешалось любые товары за исключением тех, что конкретно запрещались руководством любой из двух стран. Особых изменений здесь по сравнению с положениями Нерчинского договора не наблюдается. Позже нам станет ясно, что настоящее различие заключалось в том, что обоюдное стремление к обозначению общей границы и ограничению львиной доли взаимной торговли факториями, открытыми на границе, впервые послужило созданию благоприятных обстоятельств для эффективного функционирования обозной торговли в условиях государственной монополии.

Для такой торговли, не предназначенной для Пекина, в целях обеспечения бесперебойного обмена товарами предусматривалось два специальных места: одно под Селенгинском вместо Угры, а второе — под Нерчинском вместо Науна (его назвали Кяхтой, а соседние на противоположной стороне границы — Маймачен и Цурухайтуй). Оба этих торговых центра на случай необходимости для защиты от лихих людей следовало обнести стенами и частоколами. Прибывающие на торги купцы должны были передвигаться до этих городов по прямым маршрутам под угрозой конфискации их грузов в силу подозрений на то, что они, по первому впечатлению, замышляют торговлю запрещенными и контрабандными товарами. По обе стороны границы предполагалось назначить равное число должностных лиц для того, чтобы они занимались пограничными вопросами, а также отвечали за покой купцов. Соглашением предусматривалась всего лишь схематичная структура того, что в Кяхте превратилось в процветающую коммерцию.

С.Л. Владиславич-Рагузинский оправдал ожидания своих начальников в Санкт-Петербурге, но они возлагали на него самые высокие надежды. Русские чиновники с новой силой принялись за выколачивание у китайцев разрешения для российских купцов (выступавших по поручению государства или из частных побуждений) на свободное посещение внутренних районов Китая, но напрасно потратили усилия. Не получилось у Саввы Лукича и вытребовать у китайцев разрешения на открытие постоянного представительства консула или торгового посредника в Пекине на время, когда обозы не вели торгов. Только во второй половине XIX столетия России были предоставлены эти привилегии, впрочем, удостоилась она их наряду со всеми остальными западными державами.