Эльфийский клинок - Ник Перумов

Хоббит напряг слух. Из-за холмов до него донеслись протяжные, заунывные звуки какой-то песни, которую тянули сотни голосов. Монотонное пение наполнило сердце неясной тревогой и тотчас заставило вспомнить о давешнем загадочном вое… Пение приближалось.

— А ну-ка, давай побыстрее отсюда! — сквозь зубы процедил сразу посерьёзневший гном.

Он круто свернул влево и потащил своего упирающегося пони вниз, в придорожную канаву. Фолко не замедлил последовать его примеру. С трудом спихнув своих лошадок с открытого места, хоббит и гном осторожно подползли к краю рва и выглянули наружу, прячась в высокой траве. Торин вытащил из-за пояса топор. Фолко обнажил меч.

Из темноты один за другим выныривали чёрные силуэты. То были всадники: они ехали на настоящих конях, за их спинами покачивались длинные копья; всадники двигались по двое в ряд, неспешным шагом направляясь строго на юг — в поля Могильников. Кое у кого в руках горели смоляные факелы; над дорогой потянулся белёсый дымок. И всё так же звучало заунывное пение.

Голова колонны давно утонула в скрывавшем подножия курганов тумане Старого Леса, а из-за холма появлялись всё новые и новые всадники. Проехало несколько телег, за ними двинулись пешие воины. Словно чья-то кисть провела иссиня-чёрным мраком по серо-серебристому полю лунного света — так сплошным потоком шла эта пехота, следуя за исчезнувшими в тумане всадниками. Не бряцало оружие, лунный луч не играл на отполированных доспехах — всё было непроницаемо-черно, и лишь унылое пение на неизвестном языке нарушало ночную тишину.

Наконец вся процессия скрылась в тумане. Фолко провожал её взглядом и внезапно обратил внимание на Обманный Камень, стоявший на вершине ближайшего кургана. Его плоские грани вдруг полыхнули багровым пламенем, словно тёмная молния ударила в вершину заколдованного холма. Спустя несколько минут точно такая же метаморфоза произошла и с камнем на следующим кургане; в темноту потянулась длинная цепочка перемигивающихся огней, туман осветился, точно в его глубине развели исполинский костёр. И тут откуда-то с юга донёсся уже знакомый пронзительный вой.

Гном зажал уши ладонями. Теперь этот вой, казалось, был наполнен скрытой и мстительной радостью, словно кто-то наконец получил в руки оружие для давно замышленного мщения; он издевался и хохотал — умея выразить это лишь одним-единственным способом. Гному и хоббиту впервые стало по-настоящему страшно.

Они долго не решались двинуться с места. Первым опомнился гном.

— Ну и нечисть завелась во владениях короля Арнорского! — сказал он шёпотом. — Знаешь, друг хоббит, давай-ка поскорее отсюда. Не нравится мне тут…

Они вновь вывели на Тракт своих лошадок, невольно пригибаясь и стараясь держаться в чёрной тени редких придорожных деревьев. Фолко пугливо озирался по сторонам, гном только хрипло ругался сквозь зубы. Садясь в седло, он задел кованым башмаком по мешку с карликом. Из мешка раздалось тихое хныканье.

Вскоре они достигли края оврага, по дну которого бежал небольшой ручеёк; через него был перекинут каменный мост. За ним виднелись какие-то строения.

Путники миновали мост. Вокруг потянулись возделанные поля, вдоль дороги появились изгороди из жердей, вправо и влево отошло несколько просёлков. Еще полчаса пути — и впереди замаячил чёрный пригорянский частокол. Дорога упиралась в наглухо закрытые по ночному времени ворота, в башенке мерцал огонёк. Гном заворчал и полез за пазуху.

— Нас двое… да пони двое… два четверика пошлины точно…

От основного Тракта отделилась и ушла влево ещё одна малозаметная дорожка, убегавшая куда-то на юг вдоль частокола. Поверх окованных концов заострённых бревен виднелись крытые дранкой крыши. Где-то залаяли собаки.

Гном подъехал вплотную к воротам и, выдернув из-за пояса топор, громко постучал обухом. Некоторое время царило молчание, затем в воротах приоткрылось окошечко, и чей-то хриплый со сна голос спросил:

— Кого там ещё волколаки в зубах тащат? До утра не подождать?

— Какое там до утра! — рассердился Торин. — На улице нам спать, что ли? На, держи пошлину за двоих и открывай! — Он сунул в окошко деньги.

— А кто такие?

— Торин, сын Дарта, гном с Лунных Гор, направляюсь в Аннуминас по торговым делам! И со мной — Фолко Брендибэк, сын Хэмфаста, мой компаньон и товарищ. Пропусти же нас, почтенный!

— Ладно, ладно, торопливые какие… Сейчас отопру…

Ворота открылись, за ними лежала длинная тёмная улица. Старый привратник, что-то ворча себе под нос, навалился плечом на створку и наложил засов. Фолко облегчённо вздохнул. Они были в Пригорье.

Проехав по тёмной улице мимо крепких домов, окружённых высокими заборами, сопровождаемые непрерывным собачьим лаем, они остановились возле старинного, намертво вросшего в землю здания знаменитого пригорянского трактира с почерневшей от времени вывеской «Гарцующий Пони». Его стены были сложены из толстенных дубовых брёвен в два обхвата толщиной; венцы опирались на дикие мшистые камни. Окна первого этажа были ярко освещены, из полуоткрытой двери доносился гул голосов.

— Подержи, а я схожу договорюсь с хозяином. — Торин сунул в руку хоббита поводья. — Устал как собака, эх, и завалимся же мы сейчас!

Спустя некоторое время Торин вернулся.

— Ну как, всё в порядке? Заводи пони во двор. Я договорился с Барлиманом, он запрёт карлика в самый глубокий и надёжный погреб, какой только сможет найти. Ты есть хочешь?

Только сейчас, оказавшись в безопасности, Фолко понял, насколько он выбился из сил и хочет одновременно и спать, и есть, но сначала, пожалуй, всё-таки есть!

— Конечно, хочу!

Фолко спешился и повёл в поводу обеих лошадок в глубь тёмного двора, к коновязи. Гном тем временем снял со своего пони мешок с пленником и вновь скрылся в какой-то боковой двери. Фолко привязал пони, задал им овса из седёльных сумок и замялся в нерешительности — куда идти дальше?

— А господина моего хоббита покорнейше прошу сюда, — произнёс над самым ухом чей-то почтительный голос.

Фолко обернулся. Перед ним стоял человек, низенький, коренастый, но не толстый; шириной плеч он лишь немногим уступал Торину.

— Хозяин я здешний. Барлиман меня кличут. И трактир наш ещё во время Великой Войны принимал у себя самого короля Элессара. — Он заговорщически подмигнул Фолко. — Тогда все знали его в лучшем случае, как Арагорна, а обычно называли просто Бродяжником! Ох, заговорился я, простите меня великодушно! Торин вам ужин заказал в отдельную комнату. Ноб уже готовит. Что пожелаете на ночь — мясного или чего-нибудь полегче, овощей каких?

— И того, и другого, — решительно заявил Фолко. — И пива не забудьте, пожалуйста! И сыра головку можно. Хорошо бы и пирога яблочного, варенья клубничного, мёду… И поскорее, а не то мы с Торином сами кого-нибудь съедим? Так куда идти?