Стальная бабочка, острые крылья - Иван Константинов

Би подняла лопату и выпрыгнула из ямы одним движением, словно выброшенная пружиной.

– Те, кто виноват, жрут песок! Почти все эти скоты умерли гораздо легче, чем те, в кого они стреляли. Игла в голову!.. Ты знаешь, что мне пришлось добить священника и одну женщину? Им вырвало внутренности, но они еще жили. Или ты не заметила?

– Пожалуйста, не кричи. Дети услышат, – прошептала Мириам, и из ее глаз как-то сами собой закапали слезы. – Ты все сделала правильно. Я понимаю. Пожалуйста, давай я тебе помогу.

– Помощь – не то слово. – Би тоже перешла на шепот. – Если мы можем лишь добить раненых и закопать трупы, то это уже не помощь.

Она отвернулась и вонзила лопату в песок.

Мириам дотронулась до ее плеча и едва расслышала:

– Извини. На меня иногда находит. Спасибо, что пришла. Я знаю, как это тяжело в первый раз. – Би обернулась. Глаза на лице, покрытом желтой пылью, казались черными провалами. – Но потом… иногда это еще тяжелее.

Чуть позже Мириам помогала Би умываться. Руки и лицо девушки пахли дезинфектантом, ее все еще тошнило, но рвать больше было нечем.

Она знала, что будет сниться ей в ближайшие ночи – неожиданно тяжелые тела, душный запах пыли и крови, коричневая грязь, быстро сохнущая на солнце. Между машинами остались лежать только рейдеры. Мириам в любом случае не смогла бы заставить себя их коснуться. В какой-то момент – Би как раз начала засыпать яму – Мириам поняла, что Таня, девочка из миссии, стоит за их спиной и смотрит. Потом она убежала и вернулась уже тогда, когда Би заваливала могилу камнями, тяжелыми глыбами, которые не смог бы сдвинуть обычный человек.

В ее руках был крест, сделанный из двух металлических прутьев, перевязанных пластиковым жгутом. Теперь он был вкопан в песок, между камней, а Таня стояла перед ним на коленях.

Булькала вода в канистре, Би стирала грязь с лица куском мокрой ткани.

– Скоро вода закончится, – тихо сказала Мириам.

– К вечеру мы будем в Атланте, если выедем сейчас.

– Я посмотрю, что из вещей нам может понадобиться, погружу их и возьму детей.

– Хорошо. Я соберу батареи, оружие и сломаю все машины, которые еще на ходу.

Би выпрямилась и смотрела теперь на Таню, с ее лица капала вода. Мириам подошла к девочке и дотронулась до ее плеча.

– Прощайся, – сказала она. – Чем сердечнее ты это сделаешь, тем легче будет расставаться.

– Мы не расстаемся, – возразила Таня. – Они в раю, и я их увижу когда-нибудь. – Она закрыла лицо руками. – Отец Кларк, Энтони, сестра Вонг, сестра Рут, сестра Мириам, – сказала девочка совсем тихо, и Мириам вздрогнула. – Сироты Марк и Тимоти. Здесь даже негде написать их имена. Я не помню, что нужно говорить в таких случаях. Моя проклятая память!.. Отец Кларк читал что-то, но я не помню…

– Важно не то, что ты читаешь, а то, что думаешь.

– О чем мне думать? – Таня оторвала руки от заплаканного лица и подняла глаза сначала на Мириам, затем на Би. – Почему такое случилось? Зачем эти люди сделали такое с ними?

– Из-за батарей в машинах, еды, лекарств. – Мириам наклонилась к ней. – Понять причины иногда хуже, чем не знать их вовсе.

– Из-за лекарств? Но ведь они могли просто попросить, им бы дали…

– Они не умеют просить, – жестко сказала Би. – Если тебе станет легче, убийцы за это ответили. Никто не ушел. Они все останутся здесь. Навсегда.

– Разве от этого может быть легче?

Би молча отвернулась и пошла к машинам.

Мириам осторожно взяла Таню за плечи и подняла на ноги.

Та крепко сжала ее руку и спросила:

– Скажи, ведь насчет еды и лекарств – это неправда? Эти люди, когда напали, кричали, что им нужны живые дети. Ты не знаешь зачем?

– Не знаю, – сказала Мириам. – Но нам действительно пора ехать.

Таня сделала несколько шагов за ней, потом остановилась:

– Скажи, а эта девушка, Би, она человек?

Мириам замерла, удивленная вопросом:

– Конечно человек, а кем еще она может быть?

– Не знаю, но она такая… – Таня оглянулась на могилу. – Я ее боюсь.

– Не бойся. Она очень хороший… человек.

Он вошел в город впервые в жизни.

Его пыльный плащ мел древнюю мостовую, усыпанную песком и камнями, а восходящее солнце окрашивало красным заросли винограда и обломки, наваленные вокруг. Он шел по звериным тропам, невидимым обычному глазу, среди стен в сотни человеческих ростов, готовых рухнуть от одного неосторожного движения, и металл на его лице разбрызгивал алые солнечные зайчики.

Он смотрел вокруг десятками нечеловеческих глаз: песчаных мышей, ворон, кружащих в небе, собак, прячущихся от него за гигантскими деревьями, занявшими целые небоскребы. В этом месте, когда-то полностью добровольно отданном смерти, бурлила жизнь. Он чувствовал ее в легчайшем движении прохладного воздуха, в любом порыве ветерка, в каждом шорохе.

Он ощущал разумы змей и насекомых, узкие и простые, как деревянное копье. Разумы мышей и птиц, белок и косуль, собак и больших серых кошек, пульсирующие от ярких чувств и желаний. Сверкающие сознания людей, не отличающихся от животных по своей сути.

Он шел их путями, пересекая город. Семья кошек столкнулась с ним, но не увидела и прошла мимо по тропе, одна за другой, так что он мог бы дотронуться до них, если бы захотел. Люди с копьями, охранявшие свой лагерь на остатках большого здания с колоннами, тоже не стали его останавливать. Образ чужака не удерживался в их разуме, стирался между моментами видения и осознания.

Он прошел в центр лагеря, среди грубых палаток и рам для сушки шкур, к алтарю, металлическому столбу, вырастающему из каменного постамента, и сказал ему:

– Я ухожу.

Ответа не последовало, но он и не ждал его.

– Я хочу видеть и чувствовать все сам. Мне нужно понять их. Когда это произойдет, я вернусь. Обещаю. – Он дотронулся до синеватого металла. – Прощай.

Он беспрепятственно выбрался из лагеря и пошел по развалинам дальше. Невидимые пути, проложенные животными и дикими людьми, пересекали их во всех направлениях. Он шел мимо площадей, ставших пастбищами для косуль, трещин в земле, в которых, глубоко внизу, в обрывках труб бурлила вода, мимо неузнаваемых памятников и входов в подземку, превратившихся в пещеры и логова диких зверей, направляясь туда, где скоро должны были остановиться несколько очень быстрых машин.

К хайвею.

Сборы заняли у них еще полчаса.

Мириам перетаскивала в свой трейлер мешки и коробки, на которые указывала Таня, а Би бродила между машинами с ворохом оружейных ремней на плече. У миссии действительно не было ничего ценного: немного лекарств, одежда, сшитая самими сиротами из полотна, купленного в Хоксе, самодельное мыло на продажу, вода и ячмень. Когда Мириам сказала, что все это они не увезут, Таня опять расплакалась. Ей было жаль оставлять вещи в пустыне. Два мальчика ходили за ней как тени, взявшись за руки, пока Мириам не приказала им сесть в свой грузовик. Но послушались они только после того, как Таня повторила ее приказ.