Шальная музыка - Михаил Черненок

— Весело живешь.

— В зоне досыта наскучался, хватит. — Сипенятин поправил на голове тюбетейку. — Значит, не хочешь сказать, что с Зуевым случилось?..

— Убили его.

— За что?!

— Об этом нам еще не доложили.

— Извини, начальник, за дебильный вопрос. Ножом?..

— В спину из самоделки выстрелили.

Вася сокрушенно покачал головой:

— Исподтишка, значит?.. Вот сволочи!..

Антон посмотрел в сердитые Васины глаза:

— В понедельник утром у Зуева японский магнитофон через форточку утащили. Не слышал об этом?..

— От кого мне теперь про такие дела слышать?! — удивился Сипенятин. — Клянусь, начисто порвал с уголовкой. Не веришь, спроси у моей матери. Адрес знаешь: у Бугринской рощи, улица Кожевникова. Заезжай в любое время, желанным гостем будешь.

Бирюков посмотрел на часы. За разговором время пролетело незаметно.

— Ладно, Василий, не упусти электричку. До свидания, — сказал Антон, поднимаясь со скамейки.

Сипенятин тоже встал:

— До пока, начальник. Авось и свидимся…

На следующий день рано утром Бирюков поехал в Новосибирск. В электричке было малолюдно, и под перестук колес на свежую голову хорошо думалось. Всю дорогу Антон перебирал в памяти вчерашние события.

Возвращаясь после разговора с Сипенятиным в райотдел, он увидел похоронную процессию и невольно отметил, как много людей собралось проводить Зуева в последний путь. Пришедший с похорон Слава Голубев сказал, что в основном на похоронах были соседи Зуева. Даже за небольшой срок они успели полюбить скромного паренька-инвалида. Из приезжих были только Любины подружки. Перед похоронами Дубков предлагал Любе нанять духовой оркестр, но Люба наотрез отказалась от музыки. На «оркестровые» деньги она накупила алых гвоздик.

В областном управлении внутренних дел Бирюков появился в начале рабочего дня, когда сотрудники УВД еще находились на своих местах. Первым делом Aнтон зашел в информцентр, чтобы навести справку о Зуеве. Никаких данных на Льва Борисовича в картотеке не было. К судебной ответственности он не привлекался. Даша Каретникова тоже в информцентре не числилась. Бирюков на всякий случай запросил на них официальные справки и направился в горуправление милиции, где можно было узнать самые свежие данные, касающиеся непосредственно Новосибирска. Делами по спекуляции и нетрудовым доходам занимались сотрудники ОБХСС. Поэтому Антон решил сразу зайти к ним. На дверях кабинетов по обеим сторонам сумрачного коридора то и дело попадались знакомые фамилии. Прочитав табличку «Старший оперуполномоченный К. Г. Веселкин», Бирюков без стука открыл дверь и громко сказал:

— Прошу прощения, Константин Георгиевич!..

Сосредоточенно писавший за столом спортивного вида парень в очках вскинул кудрявую голову:

— О, деревенский детектив! Физкульт-привет, Антон Игнатьевич. Проходи, садись, рассказывай сельские новости.

Усевшись возле стола, Бирюков посмотрел в увеличенные очками и всегда лукавые глаза Веселкина.

— Нечего, Костя, рассказывать. Спросить хочу.

— Спрашивай — отвечаем, — словно заведенный автомат проговорил Веселкин.

— Фамилия Зуев не попадалась тебе среди музыкальных комбинаторов?

— Музыку, Игнатьевич, у меня отняли. Ныне я специализируюсь на алкоголизме, наркомании, токсикомании исследую блеск и нищету доморощенных куртизанок.

— Ух, на какую увлекательную работу тебя бросили! Просто завидки берут, — принимая ироничный тон, сказал Бирюков. — Раньше, помнится, такой специализации не было.

— Скромничали, чтобы у иностранцев зависть не вызывать. А теперь решили хватит! Теперь у нас не хуже, чем в передовых странах мира. Все свое имеется. Даже наши самодеятельные леди получили официальное признание и стали именоваться профессионалками.

— Недавно читал, что в Брюсселе состоялся второй всемирный съезд представительниц самой древней на земле профессии. От Новосибирской области там делегаток не было?

— Нет, наши еще не успели свой профсоюз сколотить.

— Наверное, вы мешаете?

— Мешаем.

— И как успехи?

— Безропотно милочки платят в казну штраф и прямо от кассы вновь на панель выходят.

— Вот настырные! И денег не жалко?

— Деньги — дело наживное. Приличный клиент за горячую любовь два штрафа оплатить не пожалеет.

— Значит, печальны ваши дела?

— Почему печальны? По сравнению с портовыми городами мы ангельски выглядим. В отличие от ненасытных портовых акул наши лапушки в основном рыбки-ряпушки.

— А «Грубияночку» среди них не знаешь? — Бирюков показал фотографию Каретниковой. — Вот эту…

Веселкин машинально поправил очки, пригляделся:

— О, Дашенька!.. Знаю. Но на панели она ни разу не ловилась.

— Откуда же знаешь?

— Третировали ее, бедненькую, за отвергнутую любовь…

Веселкин порылся в столе и протянул Бирюкову тетрадный листок. На листке, похоже, измененным, но красивым и разборчивым почерком было написано четверостишие:

Женщина в нарядном платье белом,

В туфлях на высоком каблуке,

Ты зачем своим торгуешь телом

От большого дела вдалеке?

— Гениальные стихи, — улыбнулся Антон. — С первого прочтения запоминаются.

— Недавно молодые поэты у нас гастролировали. Вот один из любителей изящной словесности и взял на вооружение злободневный стишок, которым чуть не довел Каретникову до белой горячки. Ведь Дашенька отвергла его пламенную любовь и обвенчалась в загсе с семидесятилетним старцем. А что оставалось девочке делать, если у нее не было собственной крыши над головой?.. — Веселкин вдруг сосредоточенно уставился на Бирюкова. — Как фамилия интересующего тебя музыканта, Зуев?..

— Лев Борисович, — уточнил Бирюков.

— О!.. Это ж он сидел на этом самом стуле, где ты сейчас сидишь, и убеждал меня, что своими ежедневными посланиями в стихотворной форме не желал Дашеньке зла, а хотел перевоспитать ее.

— Будь другом, расскажи подробно эту историю, — сразу ухватился Антон.

— Изволь, если хочешь, но предупреждаю: пикантного в ней ничего нет.

— Меня пикантности не интересуют. Понимаешь, убили Зуева…

Костя удивленно присвистнул:

— Странно… Лично на меня он произвел впечатление непосредственного и, можно сказать, чрезмерно стыдливого человека. Такие обычно на рожон не лезут. Как же это случилось?