В поисках единственной - Валентина Кострова

— Дим! — она облизнула губы, словно почуяв мое благодушие, зашептала. — Съезди к Виталику. Он уже неделю не приходит, на звонки не отвечает. Вдруг с ним что-то случилось?

Хорошее настроение сразу улетучилось. Я встал со стула и подошел к окну, рассматривая треснутое стекло. О том, что я приходил к нему, никто ей не сказал, как и о том, что избил. Менты с заявлением не являлись, было понятно, Виталик сделал все, как и велел. В том числе и забыть Наташу. Борис сам съездил к ним на квартиру и забрал ее вещи.

— Дим! — голос уже звучал более агрессивнее, настойчивее. Что ж злость — это тоже хорошо, чем равнодушие к окружающему миру. — Что ты с ним сделал?

— Ничего! — спокойно ответил, провел пальцем по стеклу.

— Посмотри на меня! — громким шепотом она попросила. Я не спешил оборачиваться, мне еще нужно было время, чтобы совладать лицом. От воспоминаний, когда я впервые увидел подругу на койке после операции, очень пожалел, что не свернул этому уроду шею. — Повернись ко мне! — закричала Наташа. Я обернулся, жестко глядя ей в глаза, нисколечко не сожалея о том, что сделал. И Наташа это поняла. По щекам скатились слезы, губы задрожали. — Зачем? Зачем ты лезешь туда, куда не просят!

— Ты себя в зеркало видела? — сделал пару шагов к кровати, взявшись за спинку, сжал, костяшки побелели. Зло смотрел на подругу. — Даже после всего, что он сделал, ты продолжаешь его любить? Ты в своем уме!!!

— Ты не понимаешь….

— И не собираюсь! Узнаю, что он был тут, не пожалею, вернусь и придушу собственными руками. А если ты сама к нему вернешься, за волосы потащу из дому и сам изобью, пока эта дурь про любовь не вылетит из головы! — зловеще процедил. В ее глазах замер испуг. — Запомни, я любого прикончу, если хоть кто-то тронет тебя пальцем. Даже океан не помешает мне вернуться. Поняла? — увидев утвердительный кивок, некоторое время смотрел на Наташу не мигающим взглядом, затем улыбнулся, пытаясь разрядить обстановку, успокоить себя. Подойдя к ней, чмокнул в лоб, ласково погладил по щеке. — Отдыхай. Вечером зайдет Борька с Ирой.

— Дим! — на выходе она меня позвала, повернулся в ожидании. Ореховые глаза были заплаканные, но смотрели уже миролюбиво, ласково. — Я люблю тебя!

— Я знаю, — усмехнулся, подмигнул ей, заставив улыбнуться. — У нас это взаимно.

Возвращаясь вечером с работы, заметил возле своего подъезда женскую фигуру. Замедлил шаг. На лавочке сидели местные кумушки, молчаливо ее рассматривая. Как-то не хотелось становиться героем местных сплетен. Поэтому подошел, цепляя самую обаятельную улыбку из арсенала.

— Доброго вечера! — поздоровался с пожилыми соседями. Бабули заулыбались, довольно покивали головами, все еще подозрительно косясь на девушку. Пряча свою брезгливость, свое презрение, улыбнулся ей. А она неуверенно улыбнулась мне.

— Мы можем поговорить? — она бросила выразительный взгляд на соседей, которые навострили уши. Домой приглашать не хотелось, я взял ее под локоть, повел к детской площадке, где никого не было.

— Чего тебе? — спросил, отпуская ее. Лена поправила сумку на плече, неуверенно смотрела мне в глаза.

— Ты так неожиданно ушел. А потом не отвечал на мои звонки.

— А зачем отвечать? Я все прекрасно понял без слов. Не тупой.

— Ты все неправильно понял! — она протянула руки, хотела прикоснуться к груди, но я сделал шаг назад. Не хотел, чтобы она прикасалась ко мне. Ее карие глаза потемнели от боли. Боли? Странно было видеть это в ней, после случившегося.

— Лена, что я мог ТАМ не правильно понять? — иронично приподнял брови, изгибая губы в подобие улыбки. — Да ты даже не скрывала, что получаешь кайф от этого! Сколько их у тебя? Какой я по счету? — тихим шепотом бросал ей в лицо вопросы. Она вздрагивала. Ей видно было б легче, если орал, топал ногами, а не шипел, как змея, угрожающе раздуваясь, в любую минут готовый смертельно укусить. Именно так себя ощущал. — А может ты с каждого искала выгоду? Из всех оказался самым перспективным? Просто не особо понимаю мотивы твоего поступка. Увы, в Америку лечу я. Один. Без тебя. Как говорится, гуд бай бэби! — стал уходить от нее в сторону дома, не дожидаясь ответных реплик. Слушать какие-то объяснения, оправдания не было смысла. Точка была поставлена в то утро, когда увидел ее в постели с другим мужчиной. Предателей я не прощал, вычеркивал из своей жизни и больше не впускал, никогда не давал второго шанса оправдать доверие.

— Тебе вещи привезти? — крикнула Лена в спину, стоя на месте.

— Можешь себе оставить как сувенир, память обо мне, — ухмыляясь, ответил, обернувшись, посылая ей воздушный поцелуй. Она смотрела на меня долгим взглядом, я с трудом отвел от нее глаза, поспешил к подъезду. Дома никого не оказалось. Прислонился спиной к входной двери, сжал зубы. Внутренняя борьба между разумом и сердцем длилась не первый день. Аргументированные доводы, что человек, обманув один раз, обманет и второй раз, плохо воспринималось душой. Где-то внутри болело, рвало на части. Не раз просыпался в ночи, тупо смотря в потолок, перебирая воспоминания, как старые фотографии. Я ни с кем не разговаривал о расставании, мама попыталась пару раз мельком спросить, что случилось, я делал вид, что не слышал этих вопросов. Даже Борису не стал выговариваться, сухо обронил, что тема личной жизни закрыта. Теперь только работа. Желательно все двадцать четыре часа. Мне еще много времени потребуется, чтобы забыть смеющийся карий взгляд, манящие губы, упругость тела. Позже сотрутся даты, забудется имя, какие-то важные детали, только останется маленький рубец на сердце от предательства, как маленькая медалька за мужество пережитого.

Терпеть не мог проводы. Я не любил долгих прощаний. Меня напрягало ощущение какой-то грусти к оставленным местам, особенно бесило, если знал, что вернешься через некоторое время. Сейчас, глядя в родные, дорогие сердцу лица, действительно грустил. Я улетал в Америку, в Нью-Йорк, город, который станет для меня стартом новой жизни. Не сомневался, что все у меня получится, иначе не видел бы смысла данной поездки. Я осознал реальность происходящего окончательно, когда курьер принес документы. Когда позвонил Никита Викторович и проинструктировал о дальнейших действиях, когда Петр Иванович, пожимая руку на прощание, пожелал показать себя во всей красе и не тушеваться перед трудностями. О том, что будет нелегко, тоже понимал. Сколько мне потребуется времени, чтобы себя зарекомендовать, трудно было предсказать, все зависело, как пройдет мой старт.

— Ты там не забывай кушать! — мама заглядывала в глаза, улыбалась, но видел, как дрожали ее губы. Она пыталась храбриться, показать, что рада, смеялась, только ее рука все никак не хотела покидать мою ладонь, боялась отпускать.

— Мам, хватит так переживать! Я же не на войну еду! — обнял ее за плечи, чмокнув в щечку. Прижимая к себе, почувствовал, как она уткнулась в плечо и тяжело вздохнула, смиряясь с происходящим. — Я обязательно вернусь. Через год будешь меня вновь обнимать, хочу, чтобы ты мною гордилась!

— Я итак тобой горжусь! — зеленые глаза ласково смотрели, немного грустили. — Ты у меня самый лучший.