Советы по домоводству для наемного убийцы - Халлгримур Хельгасон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— О'кей, — говорит она. — Я ему позвоню.
Полкружки пива спустя Гудмундур собственной персоной входит в бар, точь-в-точь лось на пороге магазина „Мейси“ в сочельник: рога блестят, глаза сверкают. Но, заприметив своего брата во Христе на полпути в преисподнюю, он заставляет себя растянуть рот в улыбке и протягивает мне руку. Я сжимаю ее в своей.
— Добрый вечер, отец Френдли. Рад, что я вас нашел. — Он снова светится от счастья. — Ганхолдер сказала мне, что вы ей помогли сегодня утром.
— Истинная вера способна открыть любую дверь, — говорю я с пьяной улыбкой.
— Вы забыли свой телефон дома. Когда я набрал ваш номер, я услышал звонки наверху!
Он смеется, как ребенок. Я тоже не могу удержаться от смеха. Потрясающий тип. Такому хочется всадить пулю промеж глаз, или уж ты идешь с ним до конца. Все равно у меня нет пистолета.
Нам надо поторопиться. Шоу начинается через двадцать минут, — говорит он.
— Да? О'кей. Извините, что так вышло.
Интересно, заметил ли он, что я пьян. На кой черт я ему сдался? Он прощается со своей дочерью-красоткой, присоединившейся к подруге (брюнетке второго дня, в чьем списке побед, возможно, числится Тарантино) за соседним столиком. Гудмундур на мгновение застывает, наблюдая за тем, как его дочь смолит, держа в левой руке сигарету, а в правой бокал с белым вином. Я вижу движение его губ — вот он, неприметный язык тела, выдающий желание бабахнуть дочурку по темени увесистым изданием Библии, выпущенной под эгидой короля Якова. Но, прикусив язык, он прощается с ней по-исландски, она же, наконец удостоив его взглядом, выпускает ему в лицо облако дыма и с откровенной ненавистью в глазах ледяным голосом произносит:
— Блесс, паппи.
Сие может означать только одно — „Пока, папа“, но тон, которым это сказано, заставляет сжаться сердце чувствительного киллера.
Мы выходим на улицу. Вечер встречает нас холодом и ярким светом, как открытый холодильник. Если это самый горячий город в Европе, не мешало бы его немного охладить, особенно с учетом глобального потепления. Наш праведник выезжает из старых кварталов по новенькому хайвею, по бокам которого стоят свежевыкрашенные типовые многоэтажки. Белопятнистые леопардовые горы, окружившие город, купаются в солнечном свете, чайки перелетают с одного фонарного столба на другой. На светло-голубом небе почти теряются серенькие облачка — вот капли человеческой спермы, вот игрушечные киты, — тихо проплывающие над городом. Тем временем я пытаюсь трезво отвечать на вопросы праведника.
— Я оказался не у дел. Вашего адреса у меня не было, а номер телефона вашей дочери я взять забыл. Вот и сидел в кафе, болтал с местными. Довольно познавательно.
— О, кофейни в Рейкьявике — места небезопасные, — говорит он и неожиданно начинает смеяться.
Поначалу я истолковываю этот смех так: когда-то он попивал, но потом Господь его отрезвил и подарил ему телевизионную станцию. Но чем дольше длится смех, тем становится яснее, что таким образом он пытается замаскировать боль, вызванную лицезрением курящей и пьющей дочери в мерзком притоне, да еще одетой так, словно она готова отдаться первому встречному. Не иначе как я попал под благотворное влияние отца Френдли, ибо должен признать: я и сам пришел в ужас. В какое-то мгновение она показалась мне дьявольским отродьем с горящими глазами и валящим изо рта дымом. Я решаю поддержать смех.
— Как говорит Лука в двадцать первой главе, „постигнет день, как силок, тех, кто отягчались объядением и пьянством“, — напоминает мне проповедник, сворачивая с хайвея на короткий, похожий на бруклинский, бульвар с трехэтажными домами справа и слева. Уж не про меня ли это он? Когда он припарковывает машину за одним из домов, я вдруг чувствую, что пастырский воротничок начинает душить меня, как тот силок.
— Вы знаете брата Бранхама? — спрашивает Гудмундур, пока мы идем от машины к зданию.
— Да, конечно, — отвечает отец Френдли с пьяной решимостью.
Исландский коллега останавливается как вкопанный, мгновенно возбудившись.
— Вы знакомы с его теориями?
— Да… В общем…
— Помните его слова, что Лос-Анджелес уйдет под воду и по улицам будут плавать акулы?
— Э… да.
— Интересно. Сегодня мне приснился сон. Мне снилось, что я еду в машине. В этой. — Он показывает пальцем на свой серебристый „лендкрузер“. — По Рейкьявику. И вдруг меня нагоняет огромный кит. Он плывет быстрее, чем я еду. По своей дорожной полосе. И, поравнявшись со мной, он поворачивает голову и что-то мне говорит. Но я не могу разобрать ни слова, так как окно у меня закрыто.
Гудмундур вопросительно смотрит на отца Френдли, словно ждет, что сейчас американский брат истолкует его сон, это важнейшее событие в истории христианства.
— Ну и ну. — Я поднимаю глаза к небу за советом. Мимо проплывают облака-акулы. Такое чувство, будто я рыба-удильщик и разговариваю под водой голосом Марти из детского мультфильма.
— Потрясно, — говорю. — Я бы на вашем месте позвонил ему и послушал, что он по этому поводу думает…
— Так ведь Бранхам умер в 1965 году.
Ёптыть.
— Само собой. Речь не о телефонном звонке, а о… звонке души, — спешит отец Френдли исправить мою ошибку.
— Звонке души?
— Ну да. В нашей конгрегации в Ричмонде это обычная практика. Каждый вторник по вечерам люди разговаривают со своими умершими родственниками. У нас это очень популярно. Верующие проявляют большой интерес. Я вроде коммутатора… соединяю их с ушедшими через… через нашего Господа.
Френдли нервно смеется. Стресс дает о себе знать.
— С Епископальной церковью я не очень хорошо знаком, — признается Гудмундур, — а что касается наших прихожан, то они с мертвыми не общаются. В бурное море мы не рискуем выходить.
Бурное море, ага.
— Я понимаю. Но дело в том, что… как сказать… Мы-то им не звоним. Это они нам звонят.
Представляете, при почти нулевой температуре, в светлый весенний вечер, на автомобильной стоянке, где-то в северной Атлантике, двое незнакомцев, отец Френдли и крестный отец безумия, хмельные от пива и божественных мыслей, несут полнейшую ахинею. Поистине изгнание — это бурное море.
— Мы живем последние дни. Я говорю об этом в своем телешоу уже больше четырнадцати лет. Последние дни. Я чувствую, отсчет уже пошел. — Гудмундур не сводит с меня горящих глаз неистового проповедника до тех пор, пока окончательно не убеждается, что информация дошла до моего сознания.
Когда я наконец отвожу взгляд, ощущение такое, будто меня опалило пламенем костра.
— Добрый вечер, дорогие друзья, и добро пожаловать в нашу программу. Я счастлив вам сообщить, что сегодня у нас дорогой гость, и поэтому мы говорим по-английски. Это отец Френдли, представляющий близкую нам станцию CBN в Америке. Он хороший друг Пата Робертсона, которого вы все видели на канале „Аминь“ и „Проповедническом канале“. Он ведет популярное в Америке телевизионное шоу и известен во многих штатах как один из лучших проповедников. Истинный наш брат во Христе преподобный Дэвид Френдли из Ричмонда, Вирджиния. Добро пожаловать, отец Френдли.