Лучший друг моего парня 2 - Мария Манич

— О, моя любовь пожаловала. Не пугайся, малыш, — обращается к незнакомке, — она нас не сдаст. Ей за это моя маман приплачивает, огромные деньги.

— За что? — спрашивает девушка, потирая нос двумя пальцами.

— За молчание.

Саша отходит в сторону, открывая мне обзор на окно, за которым чернеет ночь, и подоконник, над которым опять склоняется девчонка, подносит к носу какую-то штуку и делает глубокий вдох, втягивая в себя воздух. Или не совсем воздух.

— Что здесь происходит? — шепчу потрясённо. — Какого чёрта ты делаешь, Саша?

Не веря своим глазам, стремительно подхожу к застывшей парочке. Девчонка кашляет, вновь потирая нос, и протягивает Соколову трубочку, предлагая уже ему втянуть в себя белый порошок.

— Расслабься, малыш. У меня всё под контролем, — гудит Саша, склоняясь к дорожкам.

Действую интуитивно. Быстрым движением сметаю наркотики, превращая их лишь в оседающую на пол мелкую пыль.

— Какого хуя ты творишь! — орёт взбешённый Соколов. — Совсем охренела! Ты знаешь, сколько я бабла на это положил? Сука!

Девочка заливисто смеётся, тыча в замершего парня пальцами. Саша её веселья не разделяет. Его красивое лицо багровеет, искажается яростью, и он кидается на меня, смыкая на моей шее руки. Сдавливает.

Встряхивает как куклу. Голова дёргается, зубы клацают друг о друга. Я в ужасе распахиваю глаза, царапая ногтями запястья Соколова, сдираю его кожу, а он лишь сильнее надавливает пальцами, пытаясь лишить меня доступа к кислороду.

— Прекрати… — выдавливаю из себя еле-еле. — Ты меня убьёшь!

Из горла вырываются хрипы, на глазах выступают слёзы. Я пытаюсь лягнуть Сашу, отодрать его от себя, сбросить, но ничего не получается. Он больше, сильнее и, кажется, совсем сошёл с ума. Потерял над собой контроль.

— Может, я этого и хочу, сука! — шипит Соколов, приближаясь к моему лицу, его слюна летит на губы, и меня передёргивает от отвращения. — Как бы я хотел тебя удавить, тварь. Как ты появилась, всё полетело к хуям собачим! Командовать вздумала! Да кто ты, мать твою, такая!

Неожиданно в щёку Саши впечатывается кулак. Он, скуля, прикусывает губы и ослабляет хватку, заваливается на пол, увлекая меня за собой, а в следующий момент его буквально отдирают от меня.

Торопливо отползаю подальше, пытаюсь сделать первый болезненный вдох. Ощупываю шею трясущимися пальцами. Горло горит, словно я проглотила горсть стекла. Слёзы бегут по щекам, застилая обзор. И я не сразу понимаю, что в комнате уже полно народу. Что все смотрят, как Мирон нависает над своим лучшим другом, моим парнем, который только что пытался меня убить, и осыпает его превратившееся в кровавое месиво лицо ударами.

— Хватит… — пытаюсь произнести, но вместо слов вылетает лишь хрип, приносящий адскую раздирающую боль. — Прекрати… Мирон… пожалуйста… хватит.

Он наконец останавливается. Медленно поворачивает голову в мою сторону, оставляя Сашу валяться без движения. Прожигает взглядом, от которого в сердце разгорается агония.

Мирон, пошатываясь, поднимается на ноги и идёт ко мне. Опускается на пол рядом и аккуратно тянет руки со сбитыми костяшками, пытаясь убрать мои от шеи. Его волосы растрепались, футболка кое-где заляпана кровяными брызгами, острый как бритва взгляд внимательно ощупывает моё лицо.

— Не бойся. Я просто посмотрю. Дай мне посмотреть, что он сделал, Ангелина.

6.1

Его прикосновения жалят. Они мягкие, тёплые и очень осторожные. Непривычные. На секунду простреливает мысль: вдруг это не Мирон, а его брат? Я ведь могла спутать в момент страха, паники и боли, принять желаемое за действительное, решить, что именно мой Гейден ринулся меня спасать. Мой, который моим никогда и не был. Который только что был с другой.

Я ничего не забыла, но сейчас, в данный момент, мне хочется побыть слабой. Сбросить броню и кинуться к парню на грудь. Чтобы пожалел, защитил. Мне это необходимо.

— Мирон? — спрашиваю тихо и неуверенно, выдавая все свои сомнения разом.

Глаза парня находят мои. Он смотрит слишком долго и пристально для текущего момента, где мы совсем не одни, а затем кивает, приподнимая двумя пальцами мой подбородок. Перемещает внимание на горящую кожу.

— Да. Это я.

— Что ты здесь делаешь? — несу чушь, потому что мне важно поробовать сказать хоть что-то, даже через боль.

Кажется, если я буду молчать, то совсем лишусь голоса. Навсегда.

— Где мне быть? Это мой дом, если ты забыла. Больно? — Теперь он касается моей шеи двумя руками, продвигается аккуратно и осторожно, сдвигая подушечки пальцев буквально по миллиметру.

Мурашки по телу.

Слёзы накатывают с новой силой. Дёргаюсь, когда Мирон осторожно ощупывает повреждённые участки на коже.

Я кричала на него, чтобы никогда ко мне не прикасался, чтобы не подходил ко мне после других. Теперь хочу, чтобы не останавливался.

— Совсем нет. — И тут же морщусь от собственной лжи.

Больно, ещё как, но пусть потрогает ещё. Пусть позаботится ещё. Ведь стоит ему только отстраниться, встать на ноги и выйти из комнаты, всё вернется на круги своя, где мы чужие друг другу люди и не имеем права на касания.

Скашиваю взгляд, цепляясь за стонущего Соколова. Он уже пришёл в себя и пытается перевернуться, схватившись двумя руками за лицо. Я чувствую к нему отвращение — как никогда раньше — и ненависть. Лютую, обжигающую все внутренности ненависть. Хочу подойти к нему и ударить в ответ. Со всей силы врезать этому конченому мудаку по яйцам, так чтобы они у него посинели!

— Забудь о нём, на меня смотри, — велит Мирон, мягко прося вернуться к нему взглядом.

Его лицо бледное, с чётко выраженными линями скул, острым подбородком и тёмным разлётом бровей, между которыми залёг излом. Он хмурится и выглядит озабоченным. Костяшки его пальцев сбиты, из них сочится кровь. Я накрываю его ладонь своей, безмолвно моля прекратить меня трогать. Мирон в ответ отводит мои руки, укладывая их на своё колено.

Девчонка, что была с Сашей, резво хватает свои вещи и выбегает из помещения не оглядываясь, на входе врезаясь в Марка.

— Твою мать… — тянет тот.

Второй Гейден, приоткрыв рот, осматривает комнату. Бросает короткий взгляд на нас с его братом, затем на стонущего Соколова и громко цокает языком. Качая головой, тихо бормочет что-то похожее на «пиздецнахуйблять» и, протискиваясь через толпу зевак, уже громко и для всех объявляет:

— Так, все видосы на телефонах разом поудаляли. Фотки тоже. Если что-то попадет в