Хроники сыска - Николай Свечин

– Тебе придется, Антуан, самому договариваться с Жоржем. У них в управлении свои любимцы, нас они слушать не станут.

– Жорж – это майор Петрово-Соловово из Главного управления нерегулярных войск, – пояснил князь своим спутникам. – Без него нельзя. А он нам выставит своего фактора со звучной фамилией Перельмутер – то его кошелек. Виза Жоржа стоит еще полтора процента, но с ним мы договоримся.

– Тут могут быть трудности, – покачал головой полковник Аладьер. – Я слышал, его уже подмазали англичане, чтобы продвинуть своих гунтеров.

– Мишель, надобно быть патриотом! Поддержать нашего русского промышленника перед коварным Альбионом. За десять процентов…

– Вот еще вопрос, господин полковник, – помялся немного Рубочкин. – Не все наши лошадки – четырехлетки. Нельзя ли как-нибудь уладить это обстоятельство?

– Годом больше или меньше могут проскочить, особенно когда начнется война, но тут нельзя чересчур забываться. «Чашечки»[19]все покажут. Если будет много выбраковок, ремонтные депо отсигналят и мне влетит. Но скоро совещание, господа, что у нас еще осталось?

– А остались строевые-с, господин Аладьер. Их хоть и меньше всех, но они отборные, хотелось бы сдать их подороже.

– Понимаю. Самые дорогие приобретает гвардейская тяжелая кавалерия. Рост, желательно, не ниже пяти вершков, а лучше все шесть. И очень жесткие требования по масти. У «синих» кирасир, к примеру, все кони рыжие, у «желтых» – караковые, а у кавалергардов светло-гнедые. Стоят такие лошади не менее трехсот пятидесяти рублей. Далее идет легкая гвардейская кавалерия: рост не ниже четырех вершков, и тоже следят за мастью. Лейб-уланы – гнедые, конногвардейцы вороные, и так далее. Цена таких лошадей не ниже двух сотен. И, наконец, армейская кавалерия: допускаются двухвершковые лошади, масти «по возможности», цена сто пятьдесят целковых для офицеров и сто двадцать пять – для нижних чинов. Тут поставка штучная, и многое зависит не от нас, интендантов, а от самих полковых ремонтеров. Князь знает многих из них лично, так что последний ваш вопрос не ко мне, а к его сиятельству. Засим, господа, не могу долее продолжать беседу – совещание у начальника управления. Ступайте сейчас к казакам. Если договоритесь – а князь, Савва Прович, с кем угодно договорится! – приходите завтра к половине одиннадцатого с документами.

И троица, покинув интендантов, пошла в Главное управление нерегулярных войск. Неожиданно в одном из коридоров они налетели на поджарого седоусого генерал-майора с моноклем в глазу. Генерал удивленно воззрился на Благово, тот козырнул и хотел пройти мимо, но не получилось.

– Кто вы такой, господин подполковник? Я начальник 1-й бригады 1-й дивизии и знаю в лицо всех офицеров Сумского полка. А вас вижу впервые!

– Позвольте представиться: подполковник князь Порюс-Визапурский, служу по интендантской части в военно-окружном управлении Варшавского округа. Прикомандирован к Сумскому генерал-адъютанта графа фон ден Пален полку с 1871 года, почему и ношу сей благородный мундир.

– Ох уж эти мне прикомандированные, – пробурчал генерал. – Только засоряете строевые полки. Свободны!

Рубочкин слушал этот диалог с напряженным вниманием. Заметно было его изменившееся настроение: он снова сделался подозрителен.

– Вот так каждый раз, – вздохнул князь. – Плохо быть прикомандированным! У тебя получается два начальника, из которых каждый считает, что не он должен представлять тебя к награде. Я лишний год в майорах пересидел, прежде чем Варшава с Москвой списались!

Беседа с Петрово-Соловово (агент Шереметьевский) была короткой: договорились поужинать вечером в «Медведе» и расстались. Закончив с визитами, решили пообедать в «Золотом якоре», куда и отправились. Благово заметил, что за ними неотступно следует коляска с поднятым верхом. Когда, плотно закусив и выпив водки, они вышли на подъезд, Рубочкин тронул Титуса за рукав и кивнул в сторону коляски. С облучка экипажа сыщику помахал знакомый возница – Гаврила с рваным ухом.

– Вы, Иван Францевич, сядьте, пожалуйста, вон туда.

– Это зачем же?

– А погостите пока у князя Мамина. Гаврила вас прямо до Чуварлея довезет. Таковы указания Сергея Сергеевича. Отдохнете там, развеетесь, а мы с их сиятельством закончим дела и тотчас прибудем. Тогда князья наши и ударят по рукам.

Когда до Благово дошел смысл сказанного, в глазах у него потемнело. Титуса забирали в заложники! Видно, недоумевающий генерал не выходил у Рубочкина из головы, и он решил перестраховаться.

– Вы что же, господин извозопромышленник, моего человека в аманаты[20]захватываете? – рявкнул он. – Так не годится между доверенными партнерами! Эдак мы ни о чем не договоримся. Никуда он не поедет!

Но Титус перебил своего шефа:

– А я считаю, Савва Прович дело говорит. Компанионы пока еще мало знают друг друга, осторожность лишней не бывает. Я поеду. И буду вас там дожидаться, ваше сиятельство, с хорошими новостями.

Так Благово остался без Титуса. Тот сам для пользы дела сунул голову в петлю, и Павлу Афанасьевичу оставалось только не подвести своего подчиненного. И в первую очередь необходимо было обезопаситься от генерала с моноклем. Сыщик, простившись до вечера с Рубочкиным, помчался в Военное министерство.

Кунцевич внимательно выслушал известие, которое принес Благово, и закручинился.

– Говорите, он назвался командиром 1-й бригады? Сухощавый, с моноклем… Да, это генерал Кострубо-Карицкий. Главный по армейской кавалерии фрондер и краснобай. И живет, и служит по принципу – как говорит мой денщик Семен, – «хоть наничку[21], да на отличку». Ну ничего… Сегодня вечером он должен быть в Главном штабе; там я его перехвачу и предостерегу именем Дмитрия Алексеевича от излишнего любопытства. Не волнуйтесь, занимайтесь своим делом, все будет в порядке.

Удовлетворенный, Благово дождался условленного часа и отправился в «Медведь». Петрово-Соловово (агент Шереметьевский) действительно привел с собой фактора Ицку Перельмутера (агента Рабиновича). Кавалерист не опозорил своего рода войск и напился быстро и в стельку, успев, однако, сказать, что «он не против отечественного коня». Зато фактор впился в Рубочкина, как клещ, торгуясь до истерики за каждую копейку. Извозопромышленник не уступал еврею ни в цепкости, ни в алчности; стороны расстались в полном взаимном уважении. Договорились в итоге, что с каждой вьючной лошади, поставленной в казачьи полки, майор Соловово получит девять с полтиной – за то лишь, что нарисует визу на заявке Аладьера!

Уже в первом часу Савва Прович развозил пьяную компанию по ночлегам, он же оплатил ресторанный счет (выпили и закусили почти на полсотни). Благово условился встретиться с ним завтра на Адмиралтейской площади в половине одиннадцатого.