Приключения Барона Мюнхгаузена - Готфрид Август Бюргер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Бог в помощь, бог в помощь, господин охотник. Но в кого ты стреляешь? Я вижу лишь голубое небо.
— О, я просто пробую свое новое кухенройтеровское ружье[55]. Там, на шпиле Страсбургского собора, сидел воробей. Я только что сбил его.
Тот, кому известна моя страсть к охоте и стрелковому искусству, не удивится, что я крепко обнял этого замечательного стрелка. Естественно, я не пожалел ничего, чтобы привлечь его к себе на службу. Мы двинулись дальше через многие страны и города, и пришлось нам наконец проезжать мимо горы Ливан. Там, перед густым кедровым лесом, стоял коренастый, невысокого роста человек и тянул за веревку, которая была обвита вокруг леса.
— Что это ты тянешь, дружище? — спросил я его.
— Меня послали за строительным лесом, — ответил он. — А я забыл дома топор. Вот мне и приходится как-нибудь выходить из положения.
С этими словами он на моих глазах одним рывком свалил весь лес, занимавший добрую квадратную милю, с такой легкостью, словно это была охапка тростника. Нетрудно угадать, что я сделал. Я бы не упустил этого молодца, хотя бы мне стоило это всего моего посольского содержания. Когда я наконец очутился на египетской земле, вдруг поднялся такой ветер, что нас чуть не опрокинуло. Я боялся, что меня подхватит вихрем и унесет вместе со всей моей свитой, конями и поклажей. Слева от дороги выстроились в ряд семь ветряных мельниц, крылья которых вращались так быстро, как веретено у самой проворной пряхи. Неподалеку оттуда, справа от дороги, стоял человек, по комплекции схожий с сэром Джоном Фальстафом[56]. Указательным пальцем он зажимал себе правую ноздрю. Увидев, в каком мы оказались затруднении и как нас шатает ветер, человек сделал полуоборот и, став к нам лицом, учтиво, как мушкетер перед своим капитаном, снял передо мной шляпу. Мгновенно наступило затишье, и все семь ветряных мельниц сразу замерли в неподвижности. Удивленный таким явлением, которое казалось совершенно противоестественным, я крикнул, обращаясь к этому субъекту:
— Эй ты! Что тут происходит? Дьявол в тебе, что ли, сидит, или ты сам дьявол?
— Прошу прощения, ваше превосходительство, — ответил человек. — Я только немножко подгоняю ветром[57] мельницы моего хозяина, мельника. Но, чтобы не опрокинуть ветром все семь мельниц, мне пришлось зажать одну ноздрю.
«Вот так неоценимый человек! — мелькнуло у меня в голове. — Этот молодец еще может пригодиться, когда ты вернешься домой и у тебя вдруг не хватит духу рассказать о всех чудесных приключениях, пережитых во время твоих путешествий на суше и на море!»
Нам удалось быстро поладить. Ветродув бросил свои мельницы и последовал за мною.
Вскоре мы прибыли в Каир. Как только я с успехом выполнил там данное мне поручение, я решил распустить всю свою никчемную свиту, за исключением лишь вновь нанятых мною полезных слуг, и, сопровождаемый ими, пустился в обратный путь уже в качестве частного лица. Погода стояла чудесная, а знаменитая река Нил была неописуемо прекрасна. Я соблазнился мыслью нанять баркас и проехать до Александрии водным путем. Все шло великолепно, пока не наступил третий день плавания. Вы, господа, несомненно слышали о ежегодном разливе Нила. На третий день, как уже сказано, вода в Ниле начала неудержимо подниматься, а на следующий день вся местность и справа и слева от реки на расстоянии многих: миль была уже залита водой. На пятый день, после захода солнца, мой баркас запутался в чем-то, что я принял сначала за ползучие растения и кустарник. Но лишь только на следующее утро рассвело, я увидел, что со всех сторон окружен миндалем, совершенно созревшим и великолепным на вкус. Когда мы опустили лот, я обнаружил, что дно под нами находится на глубине по меньшей мере шестидесяти футов[58]. При этом нам нельзя было двинуться ни вперед, ни назад. Часов в восемь или в девять, насколько я мог определить по солнцу, внезапно поднялся ветер, который накренил наш баркас на одну сторону. Баркас зачерпнул воды, пошел ко дну, и долгое время ничего не было известно о его судьбе. К счастью, мы все, сколько нас было, — восемь мужчин и двое подростков — спаслись благодаря тому, что уцепились за деревья, ветви которых были достаточно крепки для нас, но не могли вынести тяжести нашего баркаса. В таком положении мы пробыли три недели и три дня, питаясь одним миндалем. Само собой разумеется, что в питье мы не испытывали недостатка. На двадцать второй день после крушения вода спала так же быстро, как и поднялась, и на двадцать шестой день мы могли уже ступить ногой на Terra firma[59]. Первое, что мы с радостью увидели, был наш баркас. Он лежал примерно в двухстах саженях от того места, где пошел ко дну. Высушив на солнце все, что могло быть нам полезным, мы отобрали из наших дорожных запасов все наиболее необходимое и пустились в путь, стараясь угадать направление, по которому плыли раньше. По моим самым точным подсчетам, нас отнесло в сторону миль на сто пятьдесят через ограды, изгороди и заросли. Через семь дней мы добрались до реки, которая спокойно текла по своему руслу, и поведали одному бею о наших приключениях. Бей любезно снабдил нас всем, что нам могло понадобиться, и отправил дальше в одной из своих собственных лодок. Примерно дней через шесть мы добрались до Александрии, где пересели на корабль, направлявшийся в Константинополь. Великий султан принял меня чрезвычайно милостиво, и я был удостоен чести узреть его гарем, куда его величество соизволил самолично ввести меня, чтобы предоставить в мое распоряжение столько прекрасных дам, включая и его жен, сколько я пожелаю отобрать для собственного удовольствия.
Я не люблю хвастать своими любовными приключениями. Поэтому, господа, я сейчас пожелаю вам всем приятного отдыха.
Шестое морское приключение
Покончив с рассказами о своих египетских приключениях, барон собрался было отправиться спать, но произошло это именно в тот момент, когда несколько ослабевшее внимание слушателей вновь было возбуждено при упоминании о гареме великого султана. Уж очень им хотелось услышать еще что-нибудь о гареме. Но так как барон решительно отказался продолжать разговор на эту тему, с другой же стороны, не желал огорчить своих веселых слушателей,