Окаянные - Вячеслав Павлович Белоусов

не упускал из-под пристального внимания деятельность этой организации, как бы она впоследствии ни переименовывалась: ОГПУ, НКВД, НКГБ, МГБ.

Достойны этим двум личностям были и прославившиеся впоследствии кровавыми подвигами их подчинённые. Нет необходимости перечислять особ, занимавших посты на верховных должностях. Не без содрогания в те времена произносилось инакомыслящими имя фурии красного террора Розалии Залкинд, прозванной Демоном смуты за нечеловеческую жестокость даже сотоварищами. Сменив невзрачную купеческую фамилию на мягкое и как-то по-домашнему звучащую кличку Землячка, Розалия, оказавшаяся в Крыму у руля зловещей "тройки", уничтожив десятки тысяч пленных солдат, офицеров и чиновников Белой армии, принялась за интеллигенцию, священников, бывших дворян и купцов. Когда патронов на гражданское население перестало хватать, люди, набитые в трюмы, пошли на дно вместе с баржами и отслужившими свой век кораблями. Азарт неистовой дамы попытался остановить не отличавшийся мягкосердечием Ленин, но шустрая фурия тут же нашла ходы к Сталину, и тот поддержал её. Рангом ниже была на Брянщине так называемая Хайка-чрезвычайка, будущая жена самого героя Николая Щорса. Фрума Хай-кина, несмотря на приятную внешность и недоразвитое телосложение, в кожаных штанах и с болтающимся на боку маузером, хватала, допрашивала, судила и расстреливала "контру" сама или доверяла это дело своим подручным — китайцам, казахам, оформленным в боевые отряды при ЧК.

С подачи Подвойского, дружившего с Дзержинским ещё с подполья, Генрих Ягода в далёкие края направлен не был; он остался в столице и под началом известного уже многим, но не отличавшегося кровожадностью, Моисея Урицкого, обосновался в Петроградской ЧК. Моисею Соломоновичу по своему миролюбивому демократическому нраву правильнее было бы уподобиться адвокату Плевако[39] и защищать права обиженных и обделённых в судах, ведь он окончил в своё время юридический факультет Киевского университета. Но после учёбы его ждала положенная служба в армии, и законопослушный вольноопределяющийся, попав в полк, увлёкся революционной агитацией, за что загремел в тюрьму.

Каким образом противник смертельной казни стал начальником Петроградской ЧК, трудно объяснить. Можно предположить, что тому поспособствовал уважавший его Лев Розенфельд — он же Каменев, имевший большой авторитет в Политбюро ЦК РКП(б) и придерживавшийся тех же взглядов на кровопролитие ещё с той поры, когда посмел открыто выступить в газете с собственным мнением относительно вооружённого восстания, чем вызвал негодование Ленина и заслужил от него историческое прозвище "политической проститутки". Впрочем, пришла пора, и, напуганный зверствами только что созданных чрезвычаек, тот же Ильич поручил тому же Льву вместе с Железным Феликсом переделать положение о комиссиях и урезать их полномочия в насилиях, однако остановить процесс было уже невозможно.

Рассуждать обо всём этом без толку, но вот по иронии судьбы как раз мягкосердечный Моисей Соломонович Урицкий и стал тем злодеем, который подписал приказ о расстреле арестованного, друг которого Леонид Каннегисер, состоявший в партии народных социалистов-революционеров, эсеров — попутчиков большевиков во время Октябрьского переворота, после свершившейся расправы утром 30 августа 1918 года в вестибюле Комиссариата внутренних дел Петрокоммуны убил самого Урицкого, учинив тем самым роковую вендетту[40], ставшую одной из отправных точек кровавого террора, объявленного большевиками, и предтечей неслыханного кровопролития в России, получившего название Гражданской войны, длившейся несколько лет и изувечившей судьбы миллионам людей.

Бросив все дела и захватив с собой лучших сотрудников, в Питер умчался сам председатель Центральной коллегии ВЧК. Однако в спешке или по какой другой причине Дзержинский забыл дать указания подчинённым обеспечить охраной оставшихся в Москве членов Совнаркома, обязанных решением ВЦИК в тот трагический день выступать на митингах. Дисциплину и исполнительность Ленин чтил в людях, тем более в чиновниках, превыше всех качеств; он долгое время прожил в Германии и научился у немцев многому, ненавидя русские "абы как", "опосля", "а чо?", "небось не…". Бумага, подписанная Яковом Свердловым, была и для него безусловным приказом, тем более из ВЦИК позвонили и не преминули напомнить о митинге на заводе Михельсона, где ему полагалось выступить вечером 30 августа 1918 года. Собственные недомогания и уговоры Надежды Крупской по этому поводу он игнорировал.

Ленин выехал с шофёром без охраны, хотя об убийстве Урицкого уже знал. Охрана не встречала его и на заводе, что при Дзержинском никогда не случалось. Ленин выступал поздно. Последним. Долго. Убийцы поджидали его у автомобиля среди собравшейся толпы. Когда с Лениным завязала разговор одна из женщин, прозвучало три выстрела, тяжело раненный вождь упал на землю.

Сразу после выстрелов было опубликовано воззвание ВЦИК, подписанное Свердловым: "Несколько часов тому назад совершено злодейское покушение на тов. Ленина. По выходе с митинга тов. Ленин был ранен. Двое стрелявших задержаны. Их личности выясняются. Мы не сомневаемся в том, что и здесь будут найдены следы правых эсеров, следы наймитов англичан и французов".

Назначив Глеба Бокия новым начальником Петроградской ЧК, Дзержинский поспешил назад. В новом руководителе он не сомневался. Властный и жестокий, тот был полной противоположностью покойного предшественника. Участник революции 1905–1907 годов, боёв на баррикадах Васильевского острова, Бокий арестовывался десятки раз за налёты и убийства, полтора года провёл в одиночной камере, от побоев в тюрьме страдал травматическим туберкулёзом. С тяжело раненным председателем Совнаркома Бокий был на "ты", называя его Бланком по фамилии матери. Ему не надо было команд, без официального объявления всеобщего террора, он тут же предал смерти сотни заложников, а когда 2 сентября такое воззвание подписал Свердлов, питерские чекисты казнили полторы тысячи невинных, ожидавших своей участи в застенках чрезвычайки.

Тем временем стремительно раскручивался водоворот зловещих, невероятных слухов вокруг чрезвычайных событий, свидетелем которых невольно стал и Ягода. Грязными намёками обрастали необъяснимые причины отсутствия охраны в один и тот же день при покушении на жизнь председателя Совнаркома на многолюдном заводе в поздний час и при убийстве председателя Питерской ЧК в вестибюле Комиссариата внутренних дел. В обоих случаях преступники вели себя наглым образом принародно, никого и ничего заведомо не опасаясь.

Не без оснований подвергалась сомнению случайность отъезда Дзержинского в Питер, ведь он достоверно знал, что поздно вечером в тот же день Ленину предстоит выступать на заводе перед разномастной и, бесспорно, опасной публикой, где в прежние времена охрана не только встречала вождя у ворот, но и сопровождала до трибуны, не смыкая глаз до окончания митинга.

Подозрительной оценивалась и роль Свердлова, решительно взявшего на себя главного в роковом деле, отстранившего от следствия профессиональных следователей и чекистов. Допросив близорукую, психически больную фанатичку, случайно пойманную в совершенно другом от убийства месте, но не скрывавшую ненависти к большевикам, он самонадеянно скомандовал тут же её расстрелять без свидетелей во дворе Кремля и