Жизнь вверх дном - Инга Пфлаумер

– Идите через верхи, нечего тут топтать!

Ленка потащила меня на лестницу – мы поднялись на второй этаж, потом спустились к подвалу вышли в маленькую дверь и снова оказались на улице.

– Не боись, я не Сусанин, – засмеялась Ленка в ответ на мой недоуменный взгляд. Мы прошли по двору и оказались у другого входа в актовый зал. Надеюсь, назад нас человеческими дорогами выпустят, иначе я тут заблужусь, придется вызывать спасателей и прочих пожарников. Прекрасное окончание чудесного дня.

«Меланхолики», или как их там, вяло шатались по сцене. Ленка тут же побежала к ним, бросив меня посреди пустого зала. На улице снова начался дождь.

Все было плохо и неправильно. Я села поближе к окну и закуталась в пальто – ощутимо дуло.

– Может, тогда и собираться начнем после того, как каждый удосужится выучить свою партию? – долетел до меня знакомый голос.

– Колхоз – дело добровольное. Я же не могу заставить их заниматься дома, – оправдывался невысокий длинноволосый парень в разорванных джинсах и футболке со смешным зайцем.

– Тогда сиди и прямо тут с ними разучивай. Раф, сто пятьдесят раз гонять одно и то же место, потому что Лиса каждый раз пропускает вступление – это убийственно.

Сергей повернулся в сторону той самой девушки, что недобро косилась на Ласкину. Как и в прошлый раз. Ленка же во всю трещала с ударником, напрочь игнорируя Лису. Интересно, отчего у нее такое прозвище – она вроде не рыжая.

– Лис, давай еще раз со вступления. – Мелкий потянулся к гитаре. – Остальные могут пока прогуляться, покурить и так далее. Пьянствовать пока нельзя.

Ленка и Ударник ушли во двор. Судя по тому, каким взглядом их проводила эта самая Лиса – что-то будет. Нехорошее. Удивительно, как она флейту не сломала, или как там называется этот инструмент у нее в руках.

Певец, или как его – солист? Или вокалист? Вокализ? Не суть. Кем бы он там ни был, этот почти лысый мальчик, тут же уселся на первый ряд и начал о чем-то беседовать с девочкой в широченных штанах и футболке размеров на пять больше. По крайней мере, я думаю, что это была девочка. Или ну очень худой мальчик с хвостиком.

Лиса с флейтой и Раф с гитарой остались на сцене. Она то и дело отвлекалась, чтобы посмотреть в сторону выхода на улицу, очень ее моя Ласкина интересует, видимо.

– Скучаешь? Не против, если я сяду? – Сергей указал на место рядом со мной. Странный он все-таки, спрашивает еще. Я пожала плечами.

– Не любишь повторений? – выдавила я.

– В смысле?

– Ну, в смысле повторять одно и то же, пока Лиса вовремя не вступит, – пробормотала я. И чего мне не молчится? Мало того, что я подслушиваю, так еще и открыто в этом признаюсь.

– А, это… – Он улыбнулся. – Кто их любит. Но иногда в них есть смысл – выучить сложный пассаж или добиться определенного звучания, а иногда совершенно нет. Это второй случай.

– Понятно.

Вообще-то мне, конечно, ничего не было понятно, но сегодня я уже столько раз показывала собственную тупость, что запас исчерпался. К сожалению, не тупости, а показов.

– А Раф – это его имя? – Не то чтобы мне было действительно интересно, но не сидеть же молча.

– Нет, по паспорту Раф – Николай. Просто у него прозвище Рафаэль, – полагаю, в честь Рафаэля Санти.

– Это еще кто?

– «Сикстинская Мадонна», «Обручение Марии», «Сон рыцаря»…

– А, да, маме эта Мадонна очень нравится.

Судя по звукам, дождь усилился. Ленка вся промокнет.

– А меня из группы поддержки выгнали, – неожиданно пожаловалась я. Не-а, не кончился запас-то.

– За что?

– За тупость. Пожизненную.

Он рассмеялся. Я отвела взгляд от окна и недоуменно уставилась на Сергея. На его лице играла широкая улыбка.

– По-моему, ты слишком самокритична. Наверняка дело в чем-то другом.

Настала моя очередь пожимать плечами. Если я начну рассказывать ему эту историю, опять разрыдаюсь, водостойкая тушь не выдержит, и все такое. Конечно, в таком виде меня тут стопудово за свою примут, но зачем мне такое счастье?

– Тебе там очень нравилось?

Почему они все меня об этом спрашивают? Какая разница-то. Даже если нет, я что, должна вздохнуть с облегчением?

– Не очень. Но все равно обидно. Вот Женька считает, что все это мартышкин труд, но даже если так, он же не становится от этого менее трудом. Сколько я возилась с этим переворотом назад – сказать страшно. А сделать еще страшнее – как представишь, сколько всего можно сломать в падении…

– Женька? – переспросил Сергей.

– Моя лучшая подруга. Она феминистка и все такое.

Я ждала, пока его лицо скривится. Парни всегда так реагируют на слово «феминизм». Он уже наверняка представил себе страшную, никому не нужную Женьку с лошадиной челюстью, в очках и с косой. Уж не знаю, на голове или в руках.

– Феминистка? Солидно. Ее бы к нам в училище.

– А что там?

– Просто традиционно парней в музыкальных заведениях меньше, поэтому к ним более предвзятое отношение. В хорошую сторону предвзятое. Иногда это бывает действительно неприятно, когда ты получаешь что-то не потому, что ты этого достоин, а потому, что «мальчиков нужно беречь».

– А почему ты решил по жизни музыкой заниматься? Это ведь не… – Я осеклась. Вовремя. Едва не выдала «не мужественно». – Не очень популярно.

Выкрутилась. Это правда не мужественно, конечно, но главное – при Женьке такого не заявить. Она может и по голове дать.

– Я не очень мучился выбором. Меня в музыкальную школу отдали в пять, каждый день один-два часа занятий – к этому привыкаешь.

– Каждый день? – У меня чуть глаза из орбит не вывалились.

– Да, каждый день. Мне кажется, если хочешь добиться в чем-то успеха, нужно к этому подходить серьезно. Ты научилась делать поворот назад?

– Ага. Но я реально каждый день торчала в спортзале… – До меня дошло, к чему он. И я против воли улыбнулась.

Сергей смотрел на меня голубыми, почти васильковыми, глазами. У него очень тонкие, как говорит мама, аристократические черты лица. Длинный нос с чуть заметной горбинкой, пухлая нижняя губа и узкая верхняя. Чуть заостренный подбородок переходит в тонкую шею, закрытую черной водолазкой. Он гладко выбрит, несмотря на моду, и стрижка у него чуть длиннее, чем нужно: волосы чуть завиваются на концах, прямо хочется их пригладить.

Чего это я? Совершенно не мой тип.

– Не грусти. Это банально, но все, что ни делается – может быть, действительно к лучшему. У тебя будет больше времени на занятия, которые тебе действительно нравятся.

Он что, помнит, что мне нравится? Вот это да!

– Может быть. Дочитаю наконец книжку по эфирным маслам. Еще раз попробую сварить мыло. Мама, конечно, будет против: как-то раз я пыталась сварить из детского, пока его терла – всю кухню испачкала. А оно скользкое. Сама раз десять навернулась, а уж когда мама пришла… – Я хихикнула. – Да, пожалуй, мне будет чем заняться. Даже стричься не обязательно.