Путь наименьшего сопротивления - Роберт Фритц

Наша группа стала работать с жителями исходя из посыла, что люди сами отвечают за улучшение жизни. Команда организовала встречи для жителей нескольких деревень. Посещение собраний было добровольным, и каждый участник мог высказать любую идею. На первых заседаниях жители постарались как можно полнее описать положение дел в своих деревнях. (Эту фазу мы условно назвали «Ситуация как она есть».) Затем стали обсуждать, какой им хотелось бы видеть свою жизнь. (Условное название – «Мечты и планы».)

Участники проекта разбились на группы и стали работать над тем, что хотелось бы создать их сообществам. Основной акцент был на том, чего люди хотят. Например, жителям деревень хотелось иметь источник чистой воды, и в районе, где было лишь два колодца с питьевой водой, построили 12 новых. Это было сделано силами местных жителей, и водой обеспечили тысячи человек. По мере того как люди стали переходить от решения проблем к созиданию, возникли местные лидеры. Деревенские жители делились с соседями идеями, разрабатывали программы дальнейшего развития. Молодежь из деревни Ньякагама построила школу и дорогу; женщины из Руэнкубы расчистили участок земли от густого кустарника и вырыли пруд, в котором развели рыбу, что улучшило их рацион. Житель деревни Бигиди сравнивал нашу программу с теми, что были спущены «сверху», и пришел к такому выводу: «Теперь мы поняли, почему работаем с такой охотой. Ведь мы делаем это для себя, чтобы нам стало лучше». Девушка из деревни Кахунге сказала: «Мы многое узнали о сельском хозяйстве, здравоохранении, питании. Но главное – мы научились жить вместе и переросли наши разногласия». А сотрудник местной администрации отметил: «Работа над проектом помогла нам понять, кто мы и кем можем быть. Наш долг – серьезно относиться к самим себе».

Эти примеры показывают, на что способны люди, решившие стать хозяевами судьбы. С другой стороны, когда люди кидаются на борьбу с проблемами, они становятся еще беспомощнее. Они лишь объединяются перед лицом врага. Энергия идет из накала эмоций, а фокус внимания узкий. Люди берутся за дело по принуждению или от безысходности. Когда работа заканчивается, они расходятся до следующего обострения, а до тех пор ничего не делается. Самое главное, чего мы добились, – доказали, что люди могут работать и творить вместе не по необходимости, а из желания построить свое будущее. Когда они доделывали здание или колодец, им не терпелось взяться за следующее творение. Каковы бы ни были проблемы, борьба с ними чаще всего ничего не решает. Если вы не знаете, как создать вокруг себя то, что вам нужно, – проблемы найдутся. А созидание – совсем не проблема.

Недавно я ехал из нью-йоркского аэропорта на Манхэттен. Маршрут пролег через места, где я когда-то жил: восточную часть Гарлема. Я переехал туда после того, как защитил магистерскую диссертацию в Бостонской консерватории. Какой это был контраст: утонченный Бостон и «не обремененный культурой» Восточный Гарлем! У многих из нас есть дар избирательной памяти. Мы помним гораздо больше хорошего, чем плохого (впрочем, у моей бабушки было наоборот). И вот, глядя на знакомые места, я погрузился в прекрасные воспоминания о днях, прожитых в гетто. Внезапно кое-что вернуло меня в настоящее: я увидел прекрасный образчик местного искусства – граффити. Жанр появился много лет назад, а у его истоков был немотивированный вандализм. Когда я жил в Восточном Гарлеме, граффити еще не стали видом искусства. Чаще подростки расписывали стены, чтобы выразить ненависть к миру. Иногда в ком-то просыпались романтические наклонности, и на стенах появлялось что-то вроде «Хосе любит Джуди».

Со временем надписи сделались более затейливыми, а юные живописцы начали соревноваться друг с другом. Избытки молодой энергии теперь выплескивались в росписях, а не в драках «стенка на стенку». Художественные формы становились крупнее и смелее. Цвета были яркими, а город превратился в холст. По ночам художники крались вдоль улиц и расписывали любую поверхность. Чистые стены быстро закончились, и тогда они нашли прекрасный символ своего искусства: серые и бездушные вагоны метро – собственность общества, которому они себя противопоставили. Авторы граффити по ночам прорывались в депо и расписывали поезда. Затем транспортное управление несло их творчество в массы, устраивало им показ на весь город. Они стали учиться друг у друга, и мастерство их совершенствовалось. Власти забеспокоились и поставили вооруженную охрану вокруг городских депо. Но к этому времени граффити заметили в мире серьезного искусства. Арт-дилеры стали разыскивать лучших уличных художников. У них появилась возможность рисовать на настоящем холсте. Мода на граффити возникла в одночасье – и так же стремительно прошла.

Хоть официальный успех был недолгим, художники продолжали экспериментировать. Появилось новое поколение, которое обеспечило развитие жанра. Спустя еще несколько лет власти Токио пригласят лучших авторов граффити в Японию, чтобы они расписали поезда в столичном метро. Поразительная история, правда? Если бы 25 лет назад кто-нибудь сказал мне, что «культурно обделенные» гарлемские подростки прогремят на весь мир не как отпетые бандиты, а как художники, танцоры (вспомним брейк-данс) и поэты (рэперы), – я решил бы, что этот человек сошел с ума. А в тот день, когда я ехал в такси через Восточный Гарлем, мое внимание привлекла новая фаза в эволюции граффити. В цветовой гамме появилась пастель. Раньше краски были кричащие, резкие. Теперь им на смену пришли мягкие, полупрозрачные тона со сложными переходами. Где-то там, в городских каменных джунглях, юный художник ищет новые цветовые решения – экспериментирует с акриловыми красками: нежно-сиреневой, лазурно-голубой. Смешивает, сочетает противоположные тона, чтобы создать иллюзию глубины и многомерности. И я думаю: может быть, еще не все потеряно для нашей цивилизации?

Мне видится здесь важный урок. Отчасти он касается силы духа. Нас приучили думать, что обстоятельства влияют на способность к самовыражению и что исследовать грани бытия можно лишь при благоприятных условиях. Но будь это верно – разве смогла бы враждебная действительность гетто породить такую творческую мощь? Почему тогда именно отсюда, а не из святилищ «высокой» академической культуры произросла новая мысль, движимая лучшим, что есть в человеке? Быть может, наша сущность – это натура творца, который может создать новую жизнь в любых обстоятельствах?

Творчество отличается от реакции на обстоятельства. Процесс созидания запускает не житейская ситуация, а творческий замысел. Многие уверены, что для творчества нужна культурная среда, «правильная» обстановка, способствующая созиданию. Очень показательна корпоративная мода на «инженерию рабочего места», которая якобы должна раскрыть творческий потенциал сотрудников. Но ведь экскурс в историю искусств показывает: человек созидает в любых обстоятельствах – от располагающих до тяжелых.

Если вы задумались о том, что хотели бы сделать из своей жизни, знайте: ваша нынешняя ситуация не влияет на результаты, которых вы мечтаете достичь. Жизненные обстоятельства не сковывают вас, даже если вы в них безнадежно увязли. Поскольку творчество непохоже на подчинительно-противительную ориентацию, вам может показаться нелепой мысль об ином восприятии жизни. Не исключено, что вы читаете эти строки и думаете: вот очередная порция разглагольствований насчет нового начала. Или же полагаете, что созидание – удел гениев, а творческий процесс возможен лишь в музыке, живописи, поэзии или кинематографе.