Империя. Собирание земель русских - Михаил Голденков

Историческая концепция Екатерины Великой была такова, что именно Москва как центр русских земель боролась с Золотой Ордой. Гражданскую войну самой Орды расписали как Куликовскую битву, которая, даже победная, почему-то не устранила власть Орды.

Это историки предпочли заболтать всякими оговорками, мол, не все сразу делалось. Любая правда о жителях Московии, ее истории и политической борьбы вредила (увы!) авторитету Российской империи. Екатерина полагала (и ее можно понять), что ее государство должно как-то аргументировать претензии московских князей на все русские земли. Она пошла обычным для государей путем: прибегла к помощи историков.

Написать банальную правду — мол, завоевали, и точка — никто не хотел, ибо России как империи следовало создать образ эдакой доброй матери, заботящейся обо всех. Поэтому историю Руси редактировали и переписывали, для чего Екатериной и была созвана комиссия из десяти человек с заданием оправдать претензии Москвы на русские земли. Правда, картину портили туземные жители Московии, которые одним лишь своим существованием доказывали, что Московия и сама Москва — это не русская страна, но финская. Екатерине же нужно было как можно больше русских, чтобы туземцев можно было изобразить эдакими национальными меньшинствами Московской Руси.

Последнее было легко сделать, так как в течение XVIII в. угро-финское население Московской губернии и окрест изрядно русифицировалось, но далеко не все. Вероятно именно тогда, в конце XVIII столетия окончательно исчезли последние муромцы, которым отказали в праве таковыми называться. Силой крещеные в православие, обретшие православные болгарско-русские имена, муромцы стали русскими, не забыв лишь свои национальные одежды: лапти, косоворотки, балалайки и игрушки-матрешки. В VII-X вв. мурома являлись ни больше ни меньше как законодателями мод для мира поволжских финнов.

В своих исследованиях муромы В.В. Бейлекчи пишет следующее:

«Волны балто-славянских кочевников в X-XI вв. были ассимилированы коренными жителями края. Постепенно возникли смешанные славяно-финские поселения и могильники. К XII в. мурома уже не упоминалась в летописях как отдельный народ — к этому времени Киев и Чернигов предпочитали иметь дело с «географической областью», а не с народом, неплохо освоившим славянскую речь как лингва-франка».

Здесь уважаемый исследователь вновь ошибается, а точнее торопит события. Не было никаких волн балто-славянских кочевников. Чтобы эти волны накрыли мурому, они должны были оставить пустые просторы где-то на западе. Но такого чуда не было в истории ни балтов, ни их младших братьев славян. Не думаю, что мурома освоила славянскую речь к 1237 г., году ее захвата Батыем. Кучка русских колонистов во Владимире и Ярославле не смогла бы никак русифицировать бескрайние леса, поля и реки угро-финнов. Русский язык почти никто здесь не знал еще в XVII в., что и свидетельствует из донесений тех лет (наем переводчиков для челобитных царю, жалобы попов, что ратники Московии не знают русского, и т. д).

Даже отъявленные скептики-славянисты признавали, что древняя мурома «составила основу населения нижнеокских земель, имевших для Руси (не Руси, а Московии — прим. М. Г.) важнейшее стратегическое и экономическое значение». А значит, финно-угорская мурома и ныне обитает на своих исконных землях.

«Вопрос реконструкции муромского национального самосознания — дело недалекого времени», — считает В. В. Бейлекчи и, увы, к сожалению вновь ошибается.

Для нынешнего руководства России угро-финны, похоже, такое же бельмо в глазу, как и для Екатерины Великой, Сталина и прочих кремлевских «антикризисных менеджеров». Пока Россия не откажется от искусственного имиджа великой и могучей страны на основе русских славян, у угро-финнов не будет шанса вернуть свою историю.

И вот уж кому-кому не поздоровилось от русского соседства, так это финнам вепсам, основателям Новгородской и Ладожской Руси, знаменитой летописной веси или вси, чья огромная земля в IX в. простиралась от Чудского до Белого озера с востока на запад и от Ладоги и Онеги до Валдайской возвышенности с севера на юг. Вепсы хорошо известны историкам из первого упоминания призвания варяг Рюрика на престол в Ладогу в 860 г. Ладога, построенная шведами, и была во многом городом вепсов. До наших дней дошел именно вепсский вариант названия города Альдейгьюборга, как его называли шведы, когда построили Старую Ладогу на месте вепсских рыбацких поселений где-то в 750-е гг.

В настоящее время ученые не могут окончательно решить вопрос о происхождении вепсского этноса. Полагают, что вепсы обособились от прочих финских племен, вероятно, во 2-й половине I тыс. н. э., а к концу этого тысячелетия расселились в юго-восточном Приладожье. Курганные могильники X-XIII вв. можно определить как древневепсские.

Наиболее ранние упоминания вепсов относятся к VI в. н. э. остготским историком Иорданом, который пишет о племени вас (не от них ли королевское имя шведов Васа?). Арабская историческая традиция, начиная с Ибн Фадлана (X в.), упоминает этноним вису. Русские летописи с XI в. называют этот народ весью/вси. Русские писцовые книги, Жития Святых и другие источники чаще знают древних вепсов под именем чудь.

В межозерье между Онежским и Ладожским озерами (на своей основной этнической территории) вепсы жили с конца I тысячелетия, постепенно перемещаясь на восток. Некоторые группы вепсов покидали межозерье и сливались с иными этносами, например, в XII-XV вв. вепсы, проникнувшие в районы севернее реки Свирь, стали частью карельского этноса — людиками и ливвиками (ливами, частью предков латышей). В отличие от них северные вепсы являются потомками более поздних переселенцев, не смешанных с карелами.

Миграции вепсов на северо-восток — в Обонежье и Заволочье — привели к возникновению вепсских групп, совокупность которых в русских исторических источниках названа заволочской чудью, а в скандинавских и англо-саксонских письменных памятниках отдельные такие группы получили название биармии — пермь. Наиболее восточные из этих групп приняли участие в формировании западных коми. Остальные были ассимилированы в ходе московской колонизации.

К середине IX в. вепсы представляли из себя большой и достаточно сильный народ Восточной Балтики. У них, помимо Ладоги, где в принципе жили шведы (русы), фризские и бодричанские купцы, была и непосредственно своя столица — Белоозеро на Белом озере. Надо сказать, что вепсы боготворили озера и селились именно по их берегам. У вепсов принято было спрашивать не из какой ты деревни или города, а с какого озера.

Как пишет летописец, в 860 г. к Рюрику пришли послы чуди, словен, кривичей и вси. Конечно, речь в летописи идет не о разношерстной толпе, а о постепенном последовательном вступлении в Полабскую (датско-шведскую) Русь славянских жителей Полабья, западных балтов Пруссии (Порусья) кривичей, поклонявшихся криви — змее, а затем и их восточных соседей финнов-вепсов, также их западных братьев чудь — предков эстонцев. Чудь и весь долгое время оставались единым народом. До 1917 г. вепсы официально именовались чудью. Древнейшее самоназвание вепсов «вепся» в XX в. почти не фиксируется. Этноним «вепсы» распространился уже в современное время. В бытовой русской речи употреблялись названия «чухари», «чухонцы», «кайваны», которые часто имели пренебрежительно-уничижительный оттенок.