Голубые огни Йокогамы - Николас Обрегон

— Выглядишь ужасно, босс.

— У тебя острый глаз, Сакаи.

— Ты повторяешься. Пацан запел?

— Заливался соловьем. Но он не убийца. А что с Идзири?

— Он не впервые попал в полицию. Но я прижала его по полной.

— Ну, в этом я не сомневаюсь. Уверен, его впечатлили твои мягкие манеры.

Она улыбнулась, выпустила колечко дыма и протянула пачку Ивате. Тот прикурил от ее сигареты. Дым от их сигарет, смешавшись, исчез в темном небе.

— Он говорит, что знал эту семью и что отец даже пару раз интересовался условиями сделки, но в результате он не ссудил им ни иены.

— И ты поверила?

— Пришлось. Он ведет строгий учет, который готов представить, если мы придем с разрешением. Кстати, доступ к счету Канесиро я получила. Оказалось, 5 января он положил на депозит полтора миллиона иен.

— В день встречи с И. Интересно.

— Целая куча денег. Может, машину продал?

— Возможно.

— Во всяком случае, достаточно, чтобы оплачивать услуги строительной компании еще несколько месяцев.

— Достаточно, чтобы кто-то прикончил всю семью?

Сакаи пожала плечами и затушила сигарету.

— Пошли. Я отвезу тебя домой, — сказал Ивата, бросив сигарету.

— Ты вести-то в состоянии?

— Гонку не выиграю, но доставлю в целости.

— Тогда едем в Нисиадзабу.

Ивата сел за руль и уверенно повел машину в восточном направлении, следуя указателям городской трассы № 3.

— Кстати, — сказала Сакаи, откинув спинку сиденья. — У меня был разговор с Синдо. Он потребовал отчет — кто-то из управления наплел ему о нас. Он остался доволен.

— Синдо? Доволен?

— Это значит, что он не лопался от злости. Сказал, завтра ты можешь получить свой постоянный значок и табельное оружие. Похоже, он не спешит от тебя избавиться.

— Да я кровь пролил за эту побрякушку!

Сакаи устало рассмеялась:

— Получил от малыша совочком по башке.

Она закрыла глаза, и Ивата включил радио; с обоих сегодня хватило разговоров.

Далее в новостях сообщалось о все более вероятной отставке премьер-министра и необычайно холодной погоде.

— Послушай, а кто ведет дело Мины Фонг?

— Морото.

— Он вожак стаи, да?

— Можно и так сказать. Он метит на место Акаси. Начальство его обожает.

Несмотря на позднее время, они постоянно попадали в пробки. Развязки и перекрестки казались щупальцами серого осьминога, освещаемыми белыми и красными огнями. По обе стороны шоссе поблескивали стеклянные бока призрачных бетонных зданий. Бесконечные рекламные щиты, бесконечные окна и пожарные лестницы. Бесконечный Токио.

— Я слышала одно выражение о нашем городе, — произнесла Сакаи. — «Токио — город тысячи городов».

— Ага.

— Как думаешь, может, просто одни из них хорошие, а другие — плохие?

— Возможно, Сакаи. У меня к тебе один вопрос.

— Угу.

— Что случилось с инспектором Акаси?

Сакаи открыла глаза и напряженно посмотрела на него.

— Акаси спрыгнул с Радужного моста[6]. Что тут сказать?

— Ты хорошо его знала? Она отвернулась к окну.

— Просто знала, и все.

Он взглянул на нее.

— Что?

— Да ничего.

— А что ты так на меня смотришь?

— Я не смотрю.

— Почему тебя так интересует Акаси?

— Есть у меня чувство, что он увидел там что-то такое, чего мы не заметили.

— Но об этом была бы запись в деле, разве нет?

Ивата молча проехал улицу Гайен-ниси-дори и свернул налево, не въезжая в квартал Нисиадзабу. Они миновали несколько посольств стран, где правят диктаторы и закон джунглей. Улицы пестрели маленькими барами и киосками с лапшой на три столика. Люди уже выстроились в очередь перед ночными клубами, проститутки закурили призывные сигареты, перед рестораном, оформленным в стилистике Тарантино, толпились туристы.

Ивата остановил машину перед многоэтажкой белого цвета. Она больше походила на недорогой курортный отель, чем на место обитания Сакаи. С другой стороны, представить себе, где она живет, было все равно что попытаться вообразить жилище инопланетянки. Она вышла из машины, потом обернулась и посмотрела на него. Шелестел дождь, и в воде отражались разноцветные огни. Они попрощались скупо, словно за день не случилось ничего особенного.

— Поезжай выспись, инспектор, — сказала Сакаи.

И ушла, постукивая измазанными грязью каблуками.

Я счастлива с тобой.

Прошу тебя, скажи мне слова любви.

* * *

Ивате снова приснился тот кошмар, где он падает. Он оставил на ночь окно открытым, и в комнату ворвался дождевой вихрь. В это утро свинцовое небо нависало еще ниже. Боль в голове больше не трубила сигнал тревоги, но, вставая с постели, он все же стиснул зубы. Подойдя к зеркалу, он раздвинул пальцами волосы, чтобы взглянуть на вчерашнюю рану, — и заметил у себя седину.

В его мысли ворвалась Клео, так что он споткнулся и схватился руками за раковину.

Она запустила пальцы ему в волосы, слегка впиваясь ногтями в кожу.

— Какие у тебя густые волосы…

Ивата хлестнул себя по щеке, сплюнул, задышал ровнее. Затем достал из полупустого шкафа белую сорочку и серый костюм. Одевшись, заварил себе кофе покрепче и проглядел утреннюю газету в поисках новостей об убийстве семьи Канесиро. Первая полоса была полностью посвящена вызывающим высказываниям премьер-министра и смерти Мины Фонг. В криминальной рубрике Ивата все же нашел небольшую статью, где говорилось об интересующем его убийстве в общих чертах. Упоминалось лишь имя отца, возраст детей был указан неверно. И ни слова о жестокости преступления или необходимости безотлагательного расследования; лишь скрупулезное перечисление фактов, словно речь шла не о гибели семьи, а о ценах на тунца. Ивата закрыл газету, и тут зазвонил телефон.