Голубятня на желтой поляне - Владислав Крапивин

— Совершенно верно, — сказал Яр. — Суперкрейсер дальней разведки. Сокращенно — "эскадер". В просторечии — "скадер".

— А почему "девять"? — Мальчик опять посмотрел на Яра. Как на привычного собеседника.

— Потому что девятый номер. По порядку. Так построили…

— Да? Мальчик то ли с недоумением, то ли с легкой досадой шевельнул выгоревшими бровями. — А я, когда сюда шёл, думал, он один. Просто "эскадер"…

— Ты сюда шёл… — задумчиво сказал Яр. — И вот пришёл… Да?

— Ага, — и он опять слегка улыбнулся.

— Ну и… может, поздороваешься хотя бы?

— Ой… здрасте. Простите. — Он чуть покраснел и зашевелил большим пальцем в полуботинке — в том месте, где вельвет был протёрт почти насквозь.

Яр, бестолково улыбаясь, молчал. Мальчик решил, видимо, что хватит смущаться, и повёл весёлыми глазами по пульту.

— Сколько приборов всяких. В сто раз больше, чем я думал… А это что за кнопка?

Яр в броске перехватил руку.

Он не мог её перехватить. Рука должна была оказаться из воздуха. Или из чего там у призраков? Но она, по-мальчишески тонкая, твёрдая, тёплая, оказалась настоящей. Когда Яр испуганно разжал хватку, на загорелой коже остались белые пятнышки от пальцев.

Мальчик удивлённо морщился.

— Извини, — сказал Яр. — Больно? Я не хотел. Но это кнопка аварийного вызова, сейчас поднялся бы такой тарарам…

— Ой… — сказал мальчик и виновато засопел.

Яр откинулся в кресле.

— Ну, ладно… Любопытно всё-таки, откуда ты взялся?

— Я? Ну… я сперва поехал к Данке, чтобы спросить про цирк. А потом сюда, на поляну. Думаю: наверно, пора заглянуть. — Он почему-то вздохнул. — Велосипед у забора поставил, а сам сюда, по лесенке. Вот…

— Угу… Ты хочешь сказать, что крейсер стоит на поляне и к нему ведёт лесенка?

Мальчик быстро и прямо взглянул Яру в глаза. Кивнул.

— М-да… — медленно сказал Яр. — Видишь ли, я убеждён в другом. Я уверен, что он висит в субпространстве, которое даже не совсем пространство и про которое учёные до сих пор спорят, что же это такое. И в которое трудно приехать на велосипеде хотя бы потому, что…

— Да, я знаю, — перебил мальчик и нетерпеливо мотнул головой. — Это по-вашему в этом… в субпространстве. А в самом деле, по-нашему, на поляне…

— По какому это "по-вашему"? — слегка уязвлённо спросил Яр.

— Это… Мы так придумали. Я и ребята. Когда стали в вас играть…

— Ничего себе заявочки! — Яр от изумления вспомнил мальчишечью терминологию давних лет. — Это, выходит, я придуманный? И весь экипаж, и крейсер?

Мальчик впервые смутился очень сильно. Оттопыренные уши стали алыми. Он опустил голову и левым башмаком начал неловко чесать правую щиколотку. Прошептал, не глядя:

— Ну… вы не обижайтесь, пожалуйста.

— Я не обижаюсь… — Яр дотянулся, взял его за локти (взял настоящего, живого, пахнущего травой, мальчишечьим потом, велосипедной смазкой и клейким тополиным соком), поставил перед собой. — Я не обижаюсь, малыш… но мне трудно в это поверить. В лесенку, в поляну…

— Тогда пойдёмте! — мальчик весело отпрыгнул назад.

— Куда?

— На поляну!

Яр понял, что сейчас мальчик уйдёт.

— Постой! Скажи хотя бы, как тебя зовут?

Мальчик мигнул.

— Игна…т…тик, — проговорил он с лёгким усилием. Видимо, не знал: сказать полное имя или уменьшительное.

Яр этого не ждал. Среди его приятелей-мальчишек были Саши, Валерки, Вовки, Юрки, Сережи. Потом пошла мода на Денисов, Егоров, Данилок… Игната он не помнил ни одного.

Но всё равно хорошо.

— Значит, Игнатик?

— Ага, — сказал мальчик с облегчением, будто сдал маленький экзамен. — Или иногда просто Тик… Вы пойдёте?

Яр улыбнулся:

— Я же на вахте.

— Ну и что? Корабль на автоматическом контроле, вахта сейчас не обязательная.

— Хорошо… — Яр встал. Если играть, так до конца. Но, кажется, конец был близок. Какой?

Игнатик шагнул к двери аварийного гермошлюза и ухватился за хромированный рычаг, утопленный в глубокой выемке. Вопросительно оглянулся на Яра.

— Чтобы открыть эту дверь, надо её разблокировать и набрать двойной код, — тихо сказал Яр.

— Да не-е… — отозвался Игнатик.

И потянул рычаг.

Дверь тяжело отошла.

Яр увидел полосы солнца.

2

Солнце било в щели и открытую дверь дощатой будки. Будка примыкала к тамбуру шлюза. Игнатик легко перешагнул стальной комингс. Протянул оттуда, из другого мира, тоненькую свою руку Яру. Яр… вздохнул, зажмурился и тоже шагнул.

У него под ступнями прогнулись шаткие половицы. Яр быстро посмотрел назад. Там была теперь фанерная стенка с грубо сколоченной и плотно закрывшейся дверью.

— Как же я вернусь? — проговорил Яр с внезапным и совершенно детским страхом.

— Да очень просто. Так и вернёшься… Ой, то есть вернётесь… Яр…

— Что? — машинально спросил он. Сердце стучало глухо и медленно. С трудом толкало кровь. Было жутко? Пожалуй, нет. Но.. .

— Что? — механически повторил он.

— А можно… мы будем с вами на "ты"? Мы так привыкли, когда играли…

Игнатик опять засмущался, зачесал башмаком щиколотку. Он был настоящий. Его смущение было настоящим. И его царапина на носу, спутавшиеся на лбу волосы, дырка на майке.

И заброшенная голубятня была настоящая. То, что это голубятня, Яр понял, увидев за окошком проволочную клетку. Здесь вкусно и знакомо пахло старыми досками.

Яр усилием воли вогнал сердце в нормальный ритм. В конце концов, он был скадермен с тремя звёздами на рукаве.

— Да, — сказал он Игнатику, — конечно. Давай на "ты", так лучше будет.

— Пошли? — Игнатик шагнул к двери голубятни. Яр за ним. В проёме двери он, согнувшись, замер.

Навстречу ударило лето.

Знакомое до сладкой тоски лето с высокой травой, тополиным пухом, солнцем и чистой голубизной над низкими крышами.

Голубятня стояла посреди поляны, усыпанной звёздами одуванчиков. Они покрывали поляну сплошной желтизной. Игнатик прыгнул в одуванчики и сказал Яру:

— Спускайся. Не бойся…

Яр медленно сошёл по приставной лесенке.

За поляной лежал широкий двор. Т о т с а м ы й двор? С двухэтажным деревянным домом, с высоким сараем, вдоль которого тянулась берёзовая поленница. За покосившимся забором — два тополя и кирпичное здание переплётных мастерских. Косой столб с проводами, на проводах повис разбитый ветром змей с мочальным хвостом.