Возрождение бога-дракона - Андрей Смирнов

— Ну хорошо, — сказал я. — Теперь ты сыт?

— О, да. Благодарю.

— Тогда освободи помещение. Мне нужно заниматься.

Когда смок ушел, я включил компьютер. В почтовом ящике обнаружилась пара десятков писем — в основном, спама, но были и те, которые стоило просмотреть, а на некоторые можно было даже ответить. Чтобы не скучать, я залез в папку с аудиофайлами и ткнул на первую попавшуюся песню. Из динамиков полилась протяжная плавная мелодия, стилизованная под старинные русские распевы.

Ах, иначе в былые года

Колдовала земля с небесами,

Дива дивные зрелись тогда,

Чуда чудные деялись сами…

Позабыв Золотую Орду,

Пестрый грохот равнины китайской,

Змей крылатый в пустынном саду

Часто прятался полночью майской.

Только девушки видеть луну

Выходили походкою статной,

Он подхватывал быстро одну,

И взмывал, и стремился обратно.

В моем аудиоархиве — не так много песен, и эта — одна из любимых. Чем-то она задела меня еще в самый первый раз, когда ее услышал, и продолжает цеплять до сих пор. Она стала одной из причин, побудивших меня приручить и откармливать смока — было интересно, сможет ли он когда-нибудь вырасти до размеров существа, о котором поется в песне?.. Сомнительно, конечно, но вдруг...

Как сверкал, как слепил и горел

Медный панцырь под хищной луною,

Как серебряным звоном летел

Мерный клекот над Русью лесною:

«Я красавиц таких, лебедей

С белизною такою молочной,

Не встречал никогда и нигде,

Ни в заморской стране, ни в восточной.

Но еще ни одна не была

Во дворце моем пышном, в Лагоре:

Умирают в пути, и тела

Я бросаю в Каспийское Море.

Спать на дне, средь чудовищ морских,

Почему им, безумным, дороже,

Чем в могучих объятьях моих

На торжественном княжеском ложе?

И порой мне завидна судьба

Парня с белой пастушеской дудкой

На лугу, где девичья гурьба

Так довольна его прибауткой».

Последний куплет. Я невольно напрягся. Мне не нравилась концовка песни.

Эти крики заслышав, Вольга

Выходил и поглядывал хмуро,

Надевал тетиву на рога

Беловежского старого тура.[1]

В отличии от змея, Вольга не вызывал никакого сопереживания, ни на грамм. Почему-то он казался не благородным героем, а мрачной аллегорией смерти, неким демоническим разрушителем, кладущим предел той замечательной эпохе, когда по небу летали драконы, а глубинах еще не загаженного нефтью и бакинскими отходами Каспия красавицы спали вечным сном в окружении фантастических существ.

Последние распевы «Змея» совпали с трелью мобильного телефона. Высветившийся номер мне ничего не сказал, а вот голос я узнал сразу. Видимо, Густав звонил из управления.

— Говорят, ты сбежал из больницы, — это прозвучало вместо приветствия. Хмурый и слегка недовольный тон, как всегда.

— Добрый день, Густав. — Я улыбнулся. — Как поживаешь?

Я знал, что мой доброжелательный голос его не обманет. Густав недолюбливал меня, я знал об этом, а он знал, что я знаю. У нас были довольно странные и в чем-то забавные отношения, потому что с одной стороны он считал, что такие как я не должны жить вообще (в свое время он настаивал на том, чтобы просто пристрелить меня, а не обучать в ШАДе; к счастью, герр Рихтер его не послушал), а с другой — он был мне кое-чем обязан... сильно обязан. При иных условиях я бы не обратил на него внимания: людей, испытывавших ко мне негативные чувства, всегда хватало. Но внутренний конфликт сделал Густава интересным объектом для наблюдения. Со своей стороны Густав так же регулярно искал повода для встречи — возможно, хотел разобраться в своем отношении, а возможно — отыскать способ вернуть долг. Да, последний вариант был бы для него оптимальным: это вернуло бы ему внутреннее спокойствие и позволило бы вновь сделать отношение ко мне максимально простым. Но случая никак не выпадало, и хотя он оказал мне пару услуг, сделанное явно не тянуло на то, чтобы уравновесить некогда спасенную жизнь. Вся эта канитель продолжалась уже больше года. Мне было любопытно, насколько она еще затянется и к чему все придет.

— Спасибо, неплохо, — смешок в трубке. И, после паузы:

— Нам нужно встретиться и поговорить.

Меня насторожил его тон. Это не приглашение в бар и не предложение заехать в управление по какому-то пустячному поводу. И говорить мы будем явно не о том, почему я прогуливаю лекции по криминалистике уже второй месяц подряд.

— Что-то серьезное? — Спросил я.

— А ты как думаешь? — Теперь его тон стал снисходительным. Как будто бы я что-то пропустил и не заметил чего-то очевидного и важного. Это мне уже совсем не понравилось.

— Густав, не томи. В чем дело?

— Не телефонный разговор. Приезжай завтра.

— Если это так важно, могу и сегодня.

— Нет... — Короткий вздох. — Завтра. Сегодня график совсем плотный... кто же знал, что ты выйдешь из больницы так скоро...

— Когда именно завтра?

— В середине дня. Пока не могу сказать точно. За тобой приедут.

Короткие гудки. Сделав гримасу, я несколько секунд разглядывал мобильник. И что все это значит?.. Ладно, завтра узнаем.

Я вернулся к билетам и занимался часа два, а когда даты, имена и события начали смешиваться в одну кашу, сходил в магазин и основательно закупился продуктами. Ночью мне приснился Китай — один из тех повторяющихся снов, благодаря которым я точно знал, что живу в этом мире уже не в первый раз. Опять нахлынуло щемящее чувство — как будто бы во сне я прикоснулся к раю, который давным-давно потерял. При этом я точно знал, что та, далекая жизнь, никогда не была раем — и хотя под ее конец я стал довольно-таки важной шишкой, вечная война — как с внешними врагами, так и с интриганами, желавшими отнять у меня власть — не останавливалась ни на минуту. И все же, там было что-то очень важное, какая-то часть меня, которую я утратил и никак не мог вернуть. Настало утро, и трель будильника вырвала меня из страны сновидений, а перед глазами, тая в будничной обстановке современности, все еще текли бесконечные колоны войск, над которыми развивалось знамя с изображением дракона.

Обещанная машина прибыла в полвторого, а в два я уже входил в массивное здание Центрального Полицейского Управления Эленгарда. Как всегда, внизу было шумно и многолюдно. Мне выписали временный пропуск и сообщили, где располагается кабинет Густава — последнее, впрочем, я и так хорошо знал.