Атомные шпионы. Охота за американскими ядерными секретами в годы холодной войны  - Оливер Пилат

Огромная важность этого контакта, сказал Яковлев, требует, чтобы Голд заранее позаботился взять отпуск на работе. Ему возместят все потери в зарплате и дадут денег на расходы. Будут ли у него проблемы с отпуском, спросил Яковлев. Голд ответил, что не должно быть; в настоящее время есть некоторое давление со стороны фирмы Эйба Бротмана, но вскоре с работой в лаборатории станет поспокойнее.

— Бротмана? — с ужасом переспросил Яковлев.

Голд попробовал хорохориться:

— Вы звонили мне туда по телефону.

— Да, но я не отдавал себе отчета… — Яковлев с досадой покачал головой, и прядь волос упала ему на лоб. Он смахнул ее дрожащей рукой. — Вы работаете на Эйба Бротмана?

Русский сунул руку в карман, бросил на стол банкноту, поднялся и чуть ли не выбежал из бара. Голд затрусил вслед за ним. Он не мог догнать Яковлева, но держался довольно близко, словно Алиса за белым кроликом, и услышал, как Яковлев вполголоса бормочет что-то про вред, страшный вред, который никогда уже не исправить.

Яковлев резко остановился и свирепо воззрился на Голда.

— Мы с вами больше не увидимся, — сказал он, отчеканив каждое слово.

Он скользнул через улицу между проезжающими машинами. На этот раз Голд не пытался его догнать. Яковлев на следующий же вечер уплыл из США. Голд больше не видел ни его, ни другого русского — того, высокого, с острым как бритва лицом, который ходил словно кот, на подушечках пальцев.

Среди всех шпионских контактов Гарри Голда Эйб Бротман был единственным, кто не желал соблюдать дисциплину. Он редко приходил на встречи вовремя. Часто не являлся вовсе. Он забывал про обещания, игнорировал предосторожности, говорил опрометчиво и пытался использовать тайные советские связи, чтобы добывать деловые контракты для себя и вакансии для своих друзей. Из-за ненадежности от его услуг отказалась одна ветвь советского шпионажа, но позднее он установил косвенные отношения с другой ветвью, не такой придирчивой. Несмотря на свою непригодность для роли шпиона, Эйб Бротман передавал русским ценную информацию с тех самых пор, как в начале тридцатых состоял в коммунистическом союзе молодежи Колумбийского университета.

Яковлев умыл руки и перестал вести какие-либо дела с Бротманом в 1944 году. Он велел Голду избегать этого человека, так как от него не будет никакого толка. Позднее он выразился еще категоричнее; Голд должен забыть Бротмана, сказал он, потому что Бротман находится под угрозой разоблачения. Несмотря на предостережения, Голд продолжал видеться с Бротманом, как и с Томом Блэком вопреки приказу Пола Смита. Соблюдение распоряжений было большим плюсом Голда, однако в этих двух случаях он не послушался. «Я просто забыл, что меня предупреждали насчет Бротмана, — сказал он как-то раз. — У меня столько всего было в голове, что я просто забыл».

Но этим дело не ограничивалось. Как шпион Бротман отличался безрассудством, непрактичностью и своеволием, но как человек он обладал для Голда большой привлекательностью по причине научных способностей, великодушия и душевного расположения. Ему удалось проникнуть за привычные стены обмана, возведенного Голдом, и вынудить его придумать совершенно новое воображаемое существование. Расставание с Бротманом означало бы в каком-то смысле расставание с мечтой Голда о самом себе.

Голд и Бротман впервые увидели друг друга в Нью-Йорке 21 сентября 1941 года на встрече, которую организовал Сэм (Семен Семенов). Обычный человек среднего телосложения в неприметной одежде, Голд приехал из Филадельфии на поезде ранним вечером, в дороге читая один из своих любимых детективов. Ровно в десять прибыв на оговоренное место на поперечной улице недалеко от Пенсильванского вокзала, Голд прождал пятнадцать минут, время от времени быстро приподнимая нависшие веки, чтобы посмотреть на номера машин, подъезжающих к тротуару.

Голд избегал смотреть прямо на машины или на кого-либо поблизости. Ничего не означающее выражение его землисто-бледного лица говорило о том, что ему надо поспать больше, чем о чем-либо другом. Это мог быть бухгалтер, или букмекер, или просто праздный прохожий — так мало было в его наружности черт, способных навести хоть на какие-то мысли. Недалеко припарковался седан. Сверив его номер с карточкой, которую Голд достал из бумажника, он подошел к машине, повернул дверную ручку и сел на сиденье рядом с водителем:

— Как дела, Эйб? Вы же Эйб, я правильно понял? Вам привет от Хелен.

Водитель нервно дернулся, когда Голд сел в машину, но успокоился после условленной фразы.

— Да, я Эйб, — ответил он, снимая руку с руля для рукопожатия.

На нем не было шляпы, и верхняя часть его треугольного лица казалась слишком массивной из-за полысевшего лба и плоской стрижки «помпадур». Проигнорировав его жест, Голд назвался Фрэнком Кесслером. Сказал, что работает химиком в другом городе. Бротман выразил восторг от возможности иметь дело с ученым, так как Хелен (Элизабет Террилл Бентли, выпускница Вассар-колледжа, ставшая советским курьером) совершенно ничего не понимала в технических вопросах.

— Эта девчонка думает, что фланец — это кухонная плита, — сказал Бротман. — Она не в состоянии расшифровать свои собственные записи. Я говорил Джону [не Яковлеву, а Якову Голосу], я сказал: «Джон, вы должны связать меня с кем-нибудь, кто понимает, о чем я говорю».

Голд заметил в ответ на это, что не знаком ни с Джоном, ни с Хелен. Выполняя полученные от Семенова инструкции, он спросил Бротмана о здоровье его жены Наоми и их маленькой дочки.

Бротман оживленно ответил, что обе они в порядке. А Кесслер женат? Голд, у которого были проблемы с одним из предыдущих информаторов, считавшим, что все холостяки — безответственные люди, вдруг почувствовал вдохновение и заявил, что женат. А дети у него есть? Да, двое, солгал Кесслер-Голд, двойняшки Эсси и Дэвид. Сколько им лет? Шесть, сказал Голд; они родились в 1935 году, когда он по делам ездил в Цинциннати. Он на время остановил лавину вопросов, рассказав анекдот про Цинциннати, который помнил еще со студенческих лет.

Бротман наклонился, чтобы включить радио, и поймал передачу с последнего раунда чемпионского боя между тяжеловесами Луисом и Новой на стадионе Поло Граундс, боя, который окончился страшным ударом правой руки Джо Луиса, после которого Лу Нова остался беспомощно валяться на ринге. После боя Бротман заговорил о бейсболе. Со всеми своими предыдущими связными Голд держался отчужденно, но тут он как будто утратил способность сохранять расстояние между собой и Бротманом. Голд не интересовался спортом, не играл даже в ручной мяч, как оказалось любимый Бротманом, однако он когда-то изучал бейсбольную статистику и смог вытащить из памяти детали игр, счет и причуды знаменитых игроков за далекие годы. Это был его главный и почти единственный важный маневр для поддержания разговора, которого хватало на вечер, но было недостаточно для продолжительного общения с таким человеком, как Бротман, чье любопытство было ненасытно.

Когда они зашли в кафетерий, чтобы продолжить разговор там, Голд осмотрел содержимое бумажника, дабы понять, что он может себе позволить. Бротман сразу же вытянул из него, что он тратит около 7 долларов собственных денег на железнодорожный билет и на еду, когда приезжает на встречи, поскольку в то время он не получал от аппарата никакого возмещения расходов.