Тварь - Владислав Выставной

Бука тупо выполнил требуемое. Пластиковая палочка отправилась в маленький целлофановый пакет, промаркированный непонятными каракулями и штрихкодом.

— Закатайте рукав, — продолжила сестра, колдуя с медицинским оборудованием.

Сев на кушетку, Бука закатал рукав своей робы. Тонкая рука с ярко накрашенными длинными ногтями протерла сгиб его руки ватным тампоном.

— Мы дублируем материал для анализа, — пояснила сестра, вскрывая упаковку с иглой и скрученной прозрачной магистралью. — Поэтому кроме соскоба со щеки берем образец крови…

Бука послушно подставил руку, наблюдая, как утекает из вены струйка густой темно-красной жидкости. При этом он все не мог оторвать взгляда от ее лица, словно не мог насытиться видом женской красоты. Даже заметил краем глаза ревнивый взгляд лейтенанта, наблюдавшего за процедурой от двери. Все его фривольные мысли улетучились, когда он подумал: что же будет, когда придут результаты теста? Сердце вдруг пропустило такт и заколотилось быстрее: неужели так действительно можно узнать, кто же он на самом деле?! Но почему этого не сделал в свое время Док — а он наверняка мог бы… Может, с его личностью действительно связаны какие-то вещи, которых лучше и не знать вовсе?

Из медкабинета он вышел в полнейшем смятении. Он не чувствовал больше опоры под ногами, потеряв всякую уверенность в себе и правильности собственных действий. Здесь, в «Большом мире», он вдруг ощутил себя беспомощным чужаком. И ощущение это было на редкость гадостным. Самое время, чтобы усомниться в своем главном решении — навсегда покинуть Зону.

Его снова повели по коридору. Навстречу, ввалившись через какую-то боковую дверь, двигалась группа крепких мужиков, увешанных тяжелым снаряжением и оружием. Бука сразу узнал амуницию военных сталкеров. Но только поравнявшись с ними, понял, что лицо одного из них ему знакомо. И пока он соображал, где он мог видеть это выразительное, даже жутковатое лицо, сталкер поймал его взгляд.

На какое-то мгновение в глазах его появилось недоумение, сменившееся растерянностью, что в следующую секунду уступила место изумлению. Не было никаких сомнений: сталкер узнал его. И только когда группа тяжелым шагом прогрохотала мимо, Бука покрылся ледяным потом: он вспомнил.

Сталкера звали Попугай. Не от названия птицы — а от действительно пугающего, обезображенного Зоной лица. Но сейчас Буку пугала не внешность сталкера, а кое-какие обстоятельства, заставлявшие серьезно нервничать. Бука обернулся — быстро, как бы невзначай — и снова уставился вперед, стиснув с досады зубы: сталкер отстал от группы и стоял теперь посреди коридора, внимательно глядя ему вслед. Как оценивающий добычу кровосос.

Проклятье! Только этого не хватало! Если бы сейчас представилась возможность бежать — он не преминул бы моментально ею воспользоваться. Может быть, ему удалось бы свалить с ног сопровождавшего и завладеть его пистолетом. Может, даже удалось бы прорваться через посты у дверей. Правда, пришлось бы стрелять в людей, а к этому Бука не был готов.

Но все это чушь. Потому что проклятый Попугай не дал бы ему уйти. Ни за что. И все, на что еще можно было надеяться, так это на то, что Попугай решит, что попросту обознался…

Дверь камеры с грохотом закрылась у него за спиной. Мебели здесь не было никакой — один лишь деревянный помост, выполнявший роль лавки и кровати. Узкое окошко под потолком забрано в решетку, скудный свет от крохотной лампочки — вот и все, что осталось ему. Впрочем, комендатура блеснула невиданным проявлением гуманизма: минут через пятнадцать в толстой двери открылось окошко и заспанный часовой протянул узнику жестяную кружку с темным сладким чаем и толстый кусок хлеба с кубиком масла. Бука устроился на лавке и стал есть. Зона приучает к определенным способам поведения: если в непонятной ситуации тебе перепадает возможность пожрать — надо жрать, даже если кусок в горло не лезет, и набивать пузо по максимуму. Потому как силы могут понадобиться в самый неожиданный момент, а поесть, может, в этой жизни больше не доведется. Сладкий чай и ароматный хлеб с армейской пекарни выросшему на концентратах Буке казались чем-то невероятным. Ради одной такой жратвы стоило поселиться в «Большом мире». А вот поди ж ты: народ продолжает лезть отсюда в Зону, не брезгуя консервами сорокалетней «выдержки» и паленой водкой, какой угощают в баре «Сталкер». Что ни говорите, а понять это просто невозможно…

За дверью раздались шаги. Бука замер с кружкой у рта. У него появилось плохой предчувствие. Грохнули засовы, открылась дверь, и в камеру вошел давешний капитан, и следом… О, Черный Сталкер! Конечно же, Попугай, чтоб ему пусто было!

Дверь за их спинами тут же захлопнулась, и оба теперь свысока рассматривали застывшего Буку. Причем в глазах капитана появилось совершенно новое выражение.

Интерес. Живой, неподдельный — полная противоположность тому равнодушному взгляду, который до сих пор доминировал на его осунувшемся бледном лице.

— Ну? — произнес капитан, обращаясь к сталкеру. — Ты уверен?

— Он, — хрипло сказал сталкер, сверля Буку взглядом маленьких острых глазок. — Это Бука.

— Тот самый, значит… — задумчиво проговорил капитан.

Бука медленно поставил кружку на грубо окрашенные доски. Это было то, что Маус называл веским словом «попадос»: похоже, он действительно попал. И попал конкретно: шансы выбраться из комендатуры в «Большой мир» таяли с каждой секундой. Собственно, их, шансов, уже не осталось. Все-таки прав был Маус: гнида он, этот Попугай. И, видать, гнидой и сдохнет.

— Что-то не верится, — покачал головой капитан, разглядывая задержанного, как диковинного зверька. — Это за этого парнишку миллиард давали?

— Миллиард баксов, — уточнил Попугай, и глаза его неприятно сверкнули. — Причем только за голову. За тело давали еще десять миллионов — это уже институтские. Понимаете, к чему я это?

— Не совсем.

— Заказ на голову сняли, — пояснил Попугай с плохо скрываемой досадой. — Уж не знаю, кто там был готов раскошелиться — поговаривают, что сами Хозяева…

— Вранье, никаких Хозяев не существует, — отрезал капитан.

— Ну да, ну да, — промямлил Попугай. — В общем, охота на паренька мало-помалу сошла на нет. Повезло ему.

Бука с ненавистью посмотрел на Попугая. Это ведь он, подонок, растрепал тогда о нем и его группе! Обещал же молчать — и сдал, падла! Продажная шкура, одно слово — наемник.

— Так вот, — продолжал сталкер. — Основной заказ сняли, но второй-то остался.

— Так-так… — оживился капитан.

— Ага, — кивнул Попугай. — Институт все еще хочет заполучить его.

— Живым или мертвым? — быстро спросил капитан.

Глазки его забегали, словно подсчитывая что-то в уме, продумывая ходы и подчищая противоречия в документах. В этот момент Бука ощутил себя самым натуральным мясом. Именно так — радиоактивным мясом на продажу. У институтских такой товар идет нарасхват. Говорят, в лабораториях всегда дефицит материала для бесконечных опытов. И сколько бы ни тащили туда артефактов, живых и мертвых мутантов — их всегда будет недостаточно, чтобы проклятые яйцеголовые пресытились наконец материалом, удовлетворили свои бесконечные амбиции. Говорят, в Институте и его филиалах идет настоящая грызня за открытия и сенсации, и большинство Нобелевских лауреатов последних лет взращены на крови сталкеров, добывавших для них ценные образцы.