Хроники времен Сервантеса - Владимир Фромер

— Мне приказано доставить тебя к моему господину. Я отвечаю за твою безопасность.

Лютеру его голос показался знакомым.

— Георг Флундеберг, это ты?

— Клянусь святым Георгием, — засмеялся предводитель. — А теперь поторопимся. Тебя ждет мой господин.

Но тут послышалось конское ржание, и силуэты четырех всадников, едва различимые в темноте, замаячили перед ними. Раздался сухой щелчок взведенного курка, и грозный защитник Лютера спросил:

— Чего вы хотите?

— Лютера, — прозвучало из тьмы.

— Возвращайтесь к тому, кто вас послал, и скажите, что птичка упорхнула.

— Вы за это дорого заплатите.

— Убирайтесь. Даю вам три секунды.

Силы были неравны, и четверо всадников исчезли столь же внезапно, как и появились.

И вот Лютер уже в Виттенберге, у своего покровителя Фридриха Мудрого, курфюрста Саксонии. Его провели в большой покой в верхнем ярусе замка. Это кабинет курфюрста. На стенах гобелены, а в промежутках между ними полки, заполненные книгами и рукописными свитками. На боковой стене большая картина, изображающая похищение Европы. Окна — высокие, и в кабинете светло. Хозяин сидит у письменного стола в кресле с высокой спинкой. Выглядит он импозантно, даже величественно. У него высокий лоб с пульсирующей прожилкой, острая бородка и проницательные глаза.

Они не встречались прежде лицом к лицу и теперь с интересом рассматривают друг друга. Повелительно-мужественная суть Лютера импонирует Фридриху. Именно таким, по его мнению, и должен быть человек, избранный Господом для великого дела.

Лютер же понимает, чем он обязан курфюрсту. Он первым нарушает молчание:

— Да пребудет милость Господня с вами и с вашим домом, — говорит он. — Я ото всей души благодарю вас за поддержку нашего богоугодного дела.

— Вы, наверно, устали после всех этих испытаний, доктор Лютер, и нуждаетесь в хорошем обеде с доброй пинтой баварского пива. Ну и в отдыхе, разумеется. Сегодня вы мой гость и обедаете со мной.

— Господь посылает нам испытания. От нас зависит, как мы проходим через них.

— Скажу вам прямо, доктор Лютер, в первый день вашего появления на рейхстаге вы выглядели ужасно, и я даже подумал, что переоценивал вас. Но на следующий день я убедился, что именно вы глашатай истинного евангелического учения. А раз так, то я беру на себя ответственность за вашу безопасность перед Богом и людьми. Теперь же нужно переждать вызванный вами шторм.

— Лучше с Христом плыть сквозь шторм, чем без него по тихим водам.

— Вы получите в свое распоряжение один из моих замков, но сам я не буду знать, где вы находитесь.

— Почему?

— Потому что когда император спросит меня, где скрывается Лютер, я с чистой совестью смогу ответить, что не знаю.

— Для пользы правого дела нечего бояться и крепкой лжи, — усмехнулся Лютер.

Фридрих помолчал и вдруг сказал:

— Эразм утверждает, что человеческий разум обязательно восторжествует над фанатизмом. Что вы думаете об этом?

— Эразм слишком робок и для борьбы негож. Человеческий же разум подобен пьяному ездоку. Если его поддерживать с одного боку, он завалится на другой. Тот, кто хочет быть истинным христианином, должен выдрать глаза у своего разума, — ответил Лютер.

В замке Фридриха Саксонского в Вартбурге Лютер провел около года. Именно там он приступил к основному делу своей жизни — к переводу Библии с латыни на народный немецкий язык, чтобы она стала доступной для всех простых людей — «даже для верующей дочери мельника».

* * *

Карл V ненавидел Реформацию всей душой, но занятый войнами с французами и турками и нуждаясь в поддержке протестантских князей, он долго не принимал против нее решительных мер. Тем более что князья в 1531 году заключили между собой в городе Шмалькальдене военный союз. Но вот мир с королем Франции Франциском I развязал Карлу руки, и он решил, что пора усмирить протестантских строптивцев.

Так называемая Шмалькальденская война началась в 1546 году, уже после смерти Лютера, и завершилась победой габсбургской имперской мощи. Следует отметить, что Карл весьма милостиво обошелся с побежденными князьями. После того как он вступил в Виттенберг, один из епископов предложил ему извлечь останки еретика Лютера из могилы и сжечь. «Я не воюю с мертвыми, — ответил император. — Лютер уже нашел своего судию».

В дни, когда умирал мятежный Лютер, в самый канун Шмалькальденской войны, произошло одно важное, как оказалось впоследствии, событие. Карл V в который уже раз попытался убедить вставших на путь ереси германских князей вернуться в лоно католической церкви. С этой целью он в сопровождении горстки своих ладскнехтов прибыл в баварский город Регенсбург на Дунае, где проходил сейм курфюрстов-протестантов, и выступил перед ними с красочной и особенно убедительной, как ему казалось, речью. Но князья, отнюдь не желавшие возвращаться в медвежьи объятия папы, встретили красноречие своего императора ледяным молчанием.

Карл V — любимец фортуны с момента своего появления на свет, был наделен всеми мыслимыми благами. Удача долго сопутствовала ему во всем, за что бы он ни брался. Все свершалось по его воле. Казалось, что пожелай он невозможного, и для него сама природа изменит свои законы. Он, у которого было все, о чем только можно мечтать, осененный лаврами, обладающий несметными сокровищами, слышащий восторженный гул коленопреклоненных перед ним народов, непременно должен был дойти до предела своих желаний и надежд и из счастливца превратиться в страдающего человека. Именно это с ним и произошло, правда, уже на закате жизни.

А тогда, в Регенсбурге, он не мог понять, как смеют немецкие князья шельмовать ту религию, к которой принадлежит он, их Верховный Сюзерен. После неудачной речи на сейме Карл впал в депрессию и отправился искать утешения в древний городской собор. Молитвенных скамей там не было, и преклоняться перед Господом приходилось на старинном полу из мрамора и порфира. Император вошел в церковный зал один, закутанный в плащ. Его никто не узнал, и он горячо молился под гранитными колоннами портика, упрашивая своего Верховного Сюзерена возвратить заблудших немецких овец на праведный путь. Рядом с ним молилась какая-то женщина. Когда император собрался уходить, она вдруг встала с колен и обернулась. Он увидел большие серые глаза, золотистые вьющиеся волосы и чувственные алые губы, напоминавшие своими очертаниями лук Амура. Цветной податливый шелк обрисовывал тонкий стан. Брыжи плавно переходили в просторный кружевной воротник, изящно окружающий тонкую шею. На вид ей было лет шестнадцать.

Карл почувствовал давно забытое волнение. Три месяца назад ему пошел сорок шестой год, и он давно уже вышел из того возраста, когда мужчиной управляют чувственные желания. Впрочем, рабом их он никогда не был. Его склонность к острым ощущениям и удовольствиям жизни подавлялась развитым чувством долга. Подхлестываемый бичами своих страстей, он, рвущийся к запретным плодам, как норовистый конь, постоянно вынужден был одергивать себя уздой беспощадной воли, что забирало немало душевных сил. Впрочем, все это было в далекой молодости. И вот сейчас ему страстно захотелось добиться любви этой женщины, чтобы забыть ее и больше о ней не думать. Он навел справки о той, кто поразила его воображение. Красавица не могла похвастаться благородством происхождения. Ее звали Барбара Бломберг, и она была дочерью местного купца. Пропасть между ними была огромной. Но разве не все равны перед волей императора?