Привет, Джули! - Вэнделин Ван Драанен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но тут вмешалась мама:
— Чему ты учишь его, Рик? Это же неправда. Если он вернет яйца, он должен будет сказать им правду!
— Какую? Что ты боишься сальмонеллы?
— Я? А тебе все равно?
— Пэтси, не в этом дело. Мне не нравится, что мой сын — трус!
— Но учить его лгать?
— Отлично. Брайс, тогда просто выброси их. Но отныне я хочу, чтобы у тебя всегда был такой взгляд, будто внутри тебя живет тигр. Ты слышишь меня?
— Да, сэр.
— Ладно, на этом и закончим.
И следующие восемь дней все было тихо. Но однажды, в семь часов утра, Джули снова появилась на нашем крыльце с коробкой яиц в руках.
— Привет, Брайс! Держи.
Я постарался выпустить на волю тигра и отказаться, но она выглядела такой счастливой, что тигр быстро превратился в мурлычущего котенка. Джули протянула мне коробку. Я поспешил выбросить яйца прежде, чем папа спустится завтракать.
Это тянулось два года. Два года! Дошло до того, что это стало моим настоящим утренним ритуалом. Я высматривал Джули, чтобы не дать ей времени позвонить в дверь, и сразу же выбрасывал яйца, пока папа не увидел их.
Но однажды я сплоховал. Какое-то время после того, как спилили ее любимый платан, Джули не показывалась, но вот однажды утром она снова оказалась у нашей двери с коробкой яиц. Я взял их, как обычно, и, как обычно, пошел выбрасывать.
Но мусорное ведро на кухне было переполнено, гак что я положил коробку с яйцами на самый верх, вытащил ведро и пошел выбрасывать мусор в большой контейнер у гаража.
И угадайте, кто как статуя замер у моего крыльца?
Яичная королева. Я чуть не уронил ведро.
— Почему ты до сих пор здесь? — поинтересовался я.
— Я... я не знаю. Я вот тут... подумала.
— О чем? — Я был в отчаянии. Мне нужно было добраться до контейнера до того, как Джули увидит свою коробку.
Джули смущенно отвела взгляд. Джули Бейкер смущена? Не думал, что такое возможно.
Впрочем, все равно. Сбоку в ведре торчал журнал, и я поспешил накрыть им яйца. Затем я собрался совершить рывок к мусорному контейнеру, но Джули загородила мне дорогу. Серьезно. Она встала прямо передо мной и вытянула руки так, как это делают вратари в ожидании мяча.
Я попытался обойти ее, но Джули не позволила.
— Что случилось? — спросила она. — Они разбились?
Отлично. И как я об этом не подумал?
— Да, Джули, — ответил я. — Мне очень жаль. — Но мысленно молил Бога помочь мне наконец выбросить мусор.
Только Бог, должно быть, спал. Джули стащила журнал с коробки с яйцами и убедилась, что они все целехонькие. Даже трещин не было.
Она застыла с коробкой в руках, пока я выбрасывал остальной мусор.
— Почему ты хотел их выбросить? — чужим голосом спросила Джули. Голосом тихим и срывающимся.
В общем, я рассказал ей про угрозу сальмонеллы из-за грязи на ее заднем дворе и сказал, что мы просто не хотели ранить ее чувства. Я повернул все так, будто мы были абсолютно правы, а она ошибалась, но чувствовал себя при этом последним мерзавцем. Полным, законченным мерзавцем.
Тогда Джули сказала мне, что другие соседи покупают у нее яйца. Покупают. И пока я переваривал эту невероятную новость, в голове Джули работал встроенный калькулятор.
— Ты понимаешь, что, я могла бы заработать на этих яйцах больше сотни долларов?
А потом она залилась слезами и убежала.
Сколько я ни пытался убедить себя, что не просил ее дарить нам эти яйца — я же не говорил, что они нам нужны, или они нам нравятся, или мы их хотим, — факт оставался фактом, я до этого ни разу не видел, чтобы Джули плакала. Ни когда она сломала руку на физкультуре, ни когда ее дразнили в школе. Даже когда срубили ее платан. Я почти уверен, что она плакала, но сам я этого не видел. Для меня Джули Бейкер всегда была слишком крутой, чтобы плакать.
Я пошел собираться в школу, чувствуя себя последним придурком на планете. Я тайком от нее и от отца целых два года выбрасывал яйца — и как это меня характеризует? Почему я просто не сказал ей: «Нет, спасибо, мы их не любим, они нам не нужны... Можешь отдать их змее». Или что-то в этом роде.
Действительно ли я боялся ранить ее чувства?
Или я боялся ее?
Когда срубили платан, все стало разваливаться. Чэмп умер. А потом я узнала про яйца. Я знала, что Чэмп был уже очень стар, и хотя я все еще скучаю по нему, с его смертью мне было смириться легче, чем с правдой о яйцах. В историю с яйцами я до сих пор поверить не могу.
В нашем случае яйца были раньше кур, но еще раньше была собака. Как-то вечером, когда мне было лет шесть, папа вернулся с работы со взрослой собакой, сидевшей в кузове его пикапа. Кто-то сбил ее на перекрестке, и папа остановился посмотреть, жива ли она. Собака почти не пострадала, но была жутко худой и без ошейника.
— Голодная и насмерть перепуганная, — так он сказала маме. — Кто же смог вот так бросить свою собаку?
Вся семья собралась на крыльце, и я с трудом сдерживала себя. Собака! Чудесная собака! Сейчас я понимаю, что Чэмп никогда не был особенно красивым, но когда тебе шесть лет, любая собака — даже самая облезлая — кажется прекрасной.
Моим братьям собака тоже очень понравилась, но вот по маминому лицу я поняла, что она не горит желанием заводить домашнее животное. Она выразилась просто:
— У нас нет места для собаки.
— Трина, — сказал папа, — тут дело не в том, чтобы завести собаку, а в сострадании.
— Так ты не собираешься уговаривать меня оставить... это животное?
— И в мыслях не было.
— Так, и чего же ты хочешь?
— Давай вымоем ее, покормим, а потом, может быть, повесим объявление и найдем ей дом.
Мама внимательно посмотрела на него.
— Никаких «может быть».
Братья расстроились:
— Мы не оставим собачку?
— Нет.
— Но, ма-ам, — застонали они.
— Здесь не о чем говорить, — отрезала мама. — Мы его вымоем, покормим, а потом повесим объявление.
Папа обнял за плечи Мэтта и Майка.
— Когда-нибудь, ребята, мы купим вам щенка.
Но мама на это ответила:
— Только в том случае, если вы начнете убираться у себя в комнате, мальчики!
К концу недели собаку назвали Чэмпом. А к концу следующей недели он перебрался с заднего двора на кухню. И вскоре он уже бегал по всему дому. Никто не хотел заводить уже взрослую, радостно гавкающую собаку. Никто, кроме четырех пятых семьи Бейкер.