Узнай меня, любимая - Татьяна Луковская

- Против предков моих, – усмехнулась я, – ну тогда все со всеми воевали, чего теперь вспоминать. Все, пора мне свое зеркало назад уносить, а то уж рассвет близится. А ты чего не спишь?

- Хозяин всю ночь стонал, маялся, плохо ему сегодня было. Теперь вроде спит, а мне вот отчего-то не спится. Тревожно.

Я потянулась снимать с каминной полки зеркало.

- Да куда же вы сами? – кинулась помогать мне Хеленка. – Железа-то вон на окладе сколько, тяжелое.

Мы, схватившись с двух концов, потащили зеркало обратно. Тучи рассеялись и в портретном зале сквозь узенькие окошки пробились полосы лунного света.

- У-у-у-у, – послышался приглушенный вой.

Хеленка вздрогнула и чуть не выронила свой край.

- Волки? – спросила я, удивившись ее испугу.

- Надеюсь, госпожа, очень надеюсь.

- А если не волки?

Чего она всполошилась, даже в полумраке заметна бледность щек?

- Болотники.

- Смешное название, – улыбнулась я подбадривающе.

- Ах, вы же с того берега Лады, вам эти исчадия неведомы. Не приведи Господь.

Мы застыли, прислушиваясь, но дикие звуки так и не повторились.

- Это такие злобные твари, они чуют, что кровь людская скоро рекой литься будет, и на кровь являются, откуда-то из-за Великого болота приходят. Если воин один на один с болотником встретится, будь он хоть на коне и в доспехах, болотник его железными зубами надвое перекусывает. Сильные твари. Только не это страшно, появились, значит, войне быть. Как ваш Каменец королем у нас сел, так вроде тихо стало и болотники сгинули. А вот опять, неужто война? – Хеленка тяжело вздохнула.

И ей ответом опять пронесся протяжный вой. На это раз и я почувствовала неприятный холодок.

- Так может просто волки?

- Дай-то Бог.

Мы дотащили зеркало до моей спальни и водрузили на прежнее место. Вой больше не повторился. Я-то чего разволновалась? Это же темная крестьянка, она вон даже на воду готова ворожить.

- Благодарствую, – мягко улыбнулась я Хеленке.

- Это вам благодарность, что не брезгуете мной, – любовница Казимира, наверное, до этого ни разу не позволила себе зайти в комнату Янины, поэтому сейчас с любопытством крутила головой. – ЧуднАя у вас колючка какая, – указала она на вазу с бессмертником, – это от сглаза?

Хеленка явно принимала меня за опытную колдунью.

- Да, на полнолуние мне пан Яромир нарвал, – решила подыграть ей, –чтоб завистницы глаза отводили.

- А именно мужчина должен рвать? – явно заинтересовалась Хеленка.

- Да, мужская рука самая надежная, – зачем-то соврала я, глупое ребячество.

- Жаль, – Хеленка явно расстроилась, сложно было представить пана Казимира, в полнолуние рвущего бессмертник.

Я подбежала к столу, отломила веточку от колючего букета и вручила Хелене.

- Возьми, нашепчешь свое, что нужно.

- Спасибо, – бережно взяла она у меня колючку.

- Только никому, хорошо?

- Никому. 

Она поспешила к двери, но у самого порога повернулась:

- Бог вам поможет, – и скрылась в темноте.

В церкви тоже соблюдалась строгая иерархия: мы с Казимиром восседали на почетной передней скамеечке, за нами расселась местная шляхта, за ними воины, ближе к дверям теснились крестьяне. Воскресная служба подействовала умиротворяюще. У меня было чувство, что я много-много раз так сидела: все движения были отточенными, когда надо было, я вставала, опускала голову и молитвенно складывала руки вместе со всеми. Пан Казимир хорошо держался, заподозрить его в болезни было сложно: спина прямая, подбородок гордо вздернут, взгляд сурово-сосредоточен. Как же нелегко ему, наверное, все это дается.  

После службы я предупредила свекра, что хочу еще помолиться в одиночестве и пройтись к замку пешком. Я устала от постоянного присмотра слуг. Даже в моей спальне все время крутилась Граська или кто-то еще из служанок, так как пан Казимир велел меня не бросать, вдруг я опять хлопнусь в обморок. Уединенная молитва в храме была единственной возможностью хоть немного отдохнуть от назойливого внимания. Тем неимение Казимир предупредил, что охрана ждет меня снаружи и будет следовать за мной от деревенской церкви к замку, и стоит мне только махнуть платком, как сразу подкатит карета. Видно, избавиться полностью молодой княгине от опеки здесь невозможно, ну и на этом спасибо.

О чем я молилась? Вернуться назад и… чтобы Ярек остался жив. Пустота высоких сводов подхватывала мой шепот.

- Молишься, распутница?! – внезапно рядом со мной появились две женщины: юное робкое создание и разъяренная тетка лет сорока с резкими чертами лица, именно она тыкала в меня пальцем с острым ногтем: – Молись, из-за тебя молодой княжич сгинул, гнев Божий на себя взял. А это ты должна была сгинуть, ты!

- Мама, не надо! Прошу вас, пойдемте, – девица пыталась оттащить разбушевавшуюся мать, но та продолжала выкрикивать мне проклятья.

Обе одеты скромнее чем я, но не без лоска. Не крестьянки.

- Распутница, чтоб ты сдохла, а я на могиле твоей спляшу!

Кто эта сумасшедшая, не стесняющаяся бросать проклятья прямо в храме, да еще и невестке хозяина земель? Я встала, готовясь к нападению, дистанция между нами сокращалась. «Махни платком», – про себя передразнила я свекра, а кто меня здесь увидит? И священник отошел, чтобы позволить княгине побыть один на один с Богом.  Придется все же опозориться и крикнуть о помощи.

- Мама, пойдемте, – девица стала пунцовой.

- Что ты меня все дергаешь? Она твое счастье разрушила, прыгнула к холостому мужику в постель и заставила на себе жениться. Раньше таких камнями забивали, а теперь она княгиня, кланяйся ей в ножки. А я не стану, вот тебе, девка непотребная, – тетка показала мне жирную фигу. – Нет у тебя детей и не будет, проклинаю тебя. Слышишь, проклинаю!

Из всего потока я поняла, что вот эта краснеющая за мать дева и есть Моника. Девушка была похожа на лесную фиалочку: нежная, тоненькая, свежая. Светло-русые волосы вились легкими кудряшками, делая круглое лицо милым и беззащитным. Большие серые глаза, маленький курносый носик, забавные веснушки – ангелочек, да и только. Такую хочется жалеть и баловать. Не так я себе представляла роковую соперницу. Мы ровесницы, но рядом с ней я кажусь себе намного старше, взрослей, да и рост позволяет мне смотреть на нее сверху вниз.

А ее матушка все бушевала, опьяненная моей растерянностью:

- И как тебе не совестно в храм Божий заходить, после тебя здесь ладаном надо все окуривать?!

- Вы забываетесь, пани, – осаживаю ее холодным голосом. – Я передам князю, что вы оскорбляли его невестку.

- Грозит она мне! Да все знают, что на вас проклятье. Долго ли твоему князю еще жить?