Инквизитор - Борис Конофальский

Все присутствующие внимательно слушали пьяного солдата, и самым внимательным слушателем был мальчик.

— Но это еще не самое страшное. — Зловеще улыбаясь, продолжал солдат.

— Заткнись уже, Ральфи. — Попытался прервать его краснощекий.

— Пусть говорит! — Загалдели посетители, которые стали собирать вокруг их стола.

— Самое неприятное, — продолжал пьяный Ральфи, — это понос.

Многие слушатели засмеялись, подумав, что это шутка, но мальчишка слушал внимательно и был серьезен.

— Сначала ты будешь просто бегать в кусты три-четыре раза в день, проклиная судьбу и ротного повара. А со второй недели из тебя начнет литься не только еда и питье, но и кровь. И ты заметишь, что ноги твои худеют прямо на глазах, и ходить на них все труднее и труднее. А с третьей недели ты просто не встанешь и гадить будешь под себя. А к концу четвертой недели тебя вывалят с такими же, как ты, в поле, накроют рогожей и будут ждать, пока помрете, а затем закопают тихонько. И все. Рядом с каждым большим лагерем целые кладбища таких храбрецов, как ты.

— Да заткнись ты уже, Ральфи, а то получишь пару оплеух. — Прервал его краснощекий. — Такое, конечно, бывает, парень. Но не так часто, как врет тебе этот дурак.

— А как же этого избежать? — Спросил мальчик.

— Поноса?

— Да, поноса.

— Был у нас при лазарете один монах припадочный. Бубнил нам все время, что если мыть руки перед едой и кипятить воду, а не лакать как собака из лужи, то никакого поноса не будет, — сказал одноглазый.

— А я так думаю, что он врал все. Хотя скажу одно наверняка, благородные и офицеры поносом никогда не страдают.

— Господин солдат, мне нужно сходить домой. — Произнес мальчик и встал.

— А ну стой! — Краснощекий перегнулся через стол и схватил его за одежду.

Мальчишка испугался.

— А ты часом не из этих, ли? — Зарычал краснощекий.

— Из каких «из этих»? — Испуганно спросил мальчик.

— Из дезертиров. Задаток за контракт возьмут и тут же исчезают.

— Ты дезертир? — Сурово спросил одноглазый.

— Нет, я только хотел отнести деньги маме и вернуться.

— Черта с два. — Рявкнул сержант. — Кто-нибудь знает его мамашу? Кто отнесет ей деньги?

— Я! — Сказал кто-то из-за спины парня.

Чьи-то ловкие пальцы вытащили талер из мальчишеской ладони. А мальчик был так растерян, что даже не взглянул на того кто это сделал.

— Я отнесу, не беспокойтесь, друзья!

— Ну, вот и славно. — Сухо сказал сержант, единственным глазом рассматривая парня. — А то знаешь, что ждет тех, кто реши передумать и дать стрекача?

— Нет, — сказал мальчик, — не знаю.

— Их ждет длинная грубая веревка с петлей на конце. — Снова заговорил Ральфи. — Тебе еще предстоит сделать выбор, сынок: грубая веревка с петлей на конце, но один раз, или солдатская лямка на всю жизнь. Даже не знаю, что лучше. — Он невесело засмеялся.

— Брось, Ральфи, — сказал сержант. — У такого храбреца, как этот малый, дорогая будет усыпана серебром. Нужно только выбрать куда пойти.

— И куда же мне пойти? — Спросил парень.

— Куда-куда… — Задумчиво произнес сержант. — К примеру, в пикенеры тебя не возьмут. Потому что пика у них в десять локтей, ты ее просто не удержишь. Да и доспех у них дорогой. У тебя есть деньги на доспех?

Парень отрицательно помотал головой.

— Вот и я про то же. В рейтары и жандармы тебя тоже не возьмут. Так как ты безлошадный. А если и дадут тебе какого-то конька от казны, то это будет такая сволочь, злобная и упрямая бестия, что не ты на нем, а он на тебе будет ездить.

Все засмеялись.

— В арбалетчики тебя тоже не возьмут. Потому что эти мерзавцы о себе слишком большого мнения. Абы кого со стороны не принимают. Да и арбалет простой ты натянуть не сможешь, а на арбалет с ключом нужно столько же денег, сколько и на коня. И что же тебе остается, парень?

— Не знаю. Может, меченосец? — Робко проговорил мальчик.

— Мечи носят те, у кого на них есть деньги. Но не робей. Есть у меня для тебя хорошее местечко.

— Какое?

— Теплое.

— Ну что за место? — Волновался мальчик.

— Место при кухарке капитана Блоха.

Все окружающие опять засмеялись.

— Понимаешь, кухарка хорошая, но малость староватая и больно толстая, пудов восемь чистого веса, и поэтому, из-за своей полноты, малость воняет, и честно говоря, не такую уж и малость.

Люди покатывались со смеху.

— Так вот, нужно помогать ей мыться хотя бы раз в месяц.

Зеваки, собравшиеся вокруг их стола, смеялись и даже улюлюкали, а сержант не унимался.

— Обмывать ее телеса, скажу тебе, дело для храбрецов, типа тебя.

Смеялся даже краснощекий и пьяный Ральфи тоже. Все смеялись, кроме мальчика. Он сидел и внимательно смотрел на сержанта.

— Потому что, — продолжал сержант, — не все, кто видел ее промежности остались в своем рассудке. Вот погляди на Ральфи, он видел, и с тех пор пьет не просыхая.

— Ну, хватит уже, — вдруг произнес мальчик. Громко, сухо и даже резко.

Никто из собравшихся не ожидал, что этот мальчишка так может. Все перестали смеяться.

— Говорите, господин военный, в какой цех вы меня запишите?

— Ну, хватит так хватит, — произнес одноглазый, отхлебнув из кружки. — Пойдешь к корпоралу Ральфи, в лучники. Он, конечно, пьяница, но стрелок добрый. Думаю, и тебя стрелять научит. Я пишу в твой контракт, что ты теперь лучник.

Он мокнул перо в чернильницу и что-то написал в контракте, затем свернул его в трубку и отдал бумагу краснощекому.

— Все, парень, теперь ты контрактованный лучник капитана Блоха. Задаток ты получил, а увечья, болезни и смерть к контракту прилагаются.

— Увечья, болезни и смерть к контракту прилагаются, — повторил солдат поговорку старого сержанта. Волков так и не узнал, дошел ли его первый талер до матери, он часто думал об этом. А сейчас солдат сидел в унылой харчевне разглядывая коновала.

Коновал был высокий, грузный, лысеющий мужчина с плохо выбритым лицом. Он первым делом надел грязный кожаный фартук и осмотрел стрелу.

— Надо просто вытащить эту стрелу? — Предположил он.

— Надо, — согласился солдат. — Но она крепко засела в железе и выдергивать нельзя, потому что наконечник останется в ноге. Нужно будет сделать надрез.

— Ох, — тяжело вздохнул коновал.

— А вы, господин, и вправду хотите, чтобы эту стрелу вытаскивал я?