Притворяясь мертвым - Стефан Каста

Туве подходит к стене и нажимает на выключатель. Длинные серые шторы медленно сдвигаются, закрывая окно.

Она запрыгивает на стол и садится. Красный халат снова распахивается. Туве смотрит на меня, следит взглядом за моими глазами, прикованными к ее телу, к ее круглому пупку.

— В чем дело, Кимме?

Я вынужден прокашляться. Вдохнуть побольше воздуха, чтобы ответить.

— Ничего, — выдавливаю я из себя.

— Я рада тебя видеть. Я думала о тебе все утро.

— Почему?

— А ты как думаешь? — таинственно спрашивает Туве. — Возможно, поэтому ты и пришел. Потому что почувствовал.

Я киваю. Не знаю, почему я действительно решил зайти к Туве именно в это воскресенье. Вдруг она и правда притянула меня сюда?

Туве смотрит на меня. Банный халат медленно соскальзывает с ее плеч. Ложится красный сугробом у ее бедер. Она сидит передо мной обнаженная. Маленькие груди, округлые и белые, как снег за окном, с красными брусничками посередине. В приглушенном свете ее мягкая кожа кажется такой нежной и красивой. Я любуюсь ее пупком. Круглым отверстием в центре тела. Я всегда был неравнодушен к пупкам. В детстве я считал, что люди рождаются через пупок.

— Подойди, — говорит Туве.

Я киваю.

— Думаешь, мы ничего не нарушим?

Она качает головой. Маленькие груди-птицы колышутся.

— Но сначала разденься.

Я повинуюсь. Мое тело словно управляет мной, оно хочет броситься к Туве. Пальцы путаются в пуговицах на рубашке. Я снимаю ее. Кладу на стул.

— Брюки тоже.

Я расстегиваю кожаный ремень и ширинку, и брюки падают на пол.

Их тоже, говорит Туве и показывает на мои трусы.

Я киваю. Трусы падают к ногам. Я откидываю их в сторону. Подхожу к столу. Встаю рядом с Туве. Я возбужден. Руки Туве ласкают меня. Я чувствую, как от ее мягких пальцев по коже распространяется теплая волна. Вот бы никуда не уходить, а стоять здесь целую вечность и чувствовать ее прикосновения!

Туве ложится на спину, прямо на листы с фотографиями домов между принтером и копиром. Она берет мою руку и кладет себе на живот. Я чувствую пальцами ее теплую кожу, нежную как шелк. «Да, — думаю я. — Так вот, значит, каково это. Вот что значит жить». Я чувствую слабый запах перезрелых бананов, и в то время, как моя рука скользит по ее животу, где-то раздается звонок в дверь. Рука хочет начать с пупка. Мои пальцы танцуют в маленьком отверстии посреди ее живота. Затем мои ладони поднимаются к белоснежным холмикам, и когда я ласкаю их, чувствую, что Туве это нравится. Где-то снова хлопает дверь. Все происходит где-то в другом мире. А здесь только я и она.

«Да, — думаю я. — Вот что значит жить».

Я чувствую, как волна благодарности затапливает меня. От счастья и торжественности я готов заплакать, а где-то в другом мире слышится стук шагов по паркетному полу.

* * *

Вечером я возвращаюсь домой, меня встречает сердитый и недовольный Джим. Он спрашивает, где я был. Почему не предупредил, куда иду? Я не отвечаю. Не знаю, что придумать. Меня переполняют события этого дня. Словно сегодня день моего рождения, словно я заново родился. Несколько часов назад.

Я вспоминаю обнаженное тело Туве. Перехожу от детали к детали и не могу насытиться. От воспоминаний мое тело наполняется теплом.

Джим замечает, что я где-то далеко, и сердится еще больше.

Кричит, что его собственная семья предала его. Он хотел провести это чудесное воскресенье с нами, а дома — ни души. Кристин ушла сначала в тренажерный зал, а потом — к Улле домой. На ужин она принесла две коробки с пиццей. А Джим не хочет пиццу. Особенно в воскресенье. Иногда он сердится и капризничает, как ребенок, прямо как папы в американских фильмах. Я подумал о том, что иногда разница действительно заметна.

Не зная, чем себя занять, я принимаюсь листать газеты, лежащие на столе в кухне. Нахожу нераспечатанное письмо из Фонда помощи детям, вскрываю его указательным пальцем. В письме идет речь о том, что в странах, где идет война, в первую очередь страдают дети. Читаю о войне в Руанде. О том, что в Боснии, Мозамбике, Ираке, Иране, Шри-Ланке, Бурунди, Израиле и Палестине дети подвергаются опасности. Я насчитываю девять стран. Это много или мало? Не знаю. Сколько же стран существует в мире?

— Ты проголодался? — спрашивает Кристин.

Я откладываю письмо, которое заканчивается словами: «С наилучшими пожеланиями от Шведского комитета Чрезвычайного фонда помощи детям при ООН». Киваю, бросаю случайный взгляд на часы и вижу, что уже девятый час. На улице темно. Слышно, что идет дождь. Когда я последний раз выглядывал в окно, мир купался в солнечном свете.

Я отрезаю кусок пиццы, кладу ее на блюдце и выставляю на улицу для ежа.

* * *

Теперь Туве смотрит на меня как на пустое место. Я ничего не понимаю. Я рассердил ее? Сделал что-нибудь, чего не следовало делать? Или таковы все девчонки? Может, она, как Пия-Мария, встречается со всеми парнями, которым нравится?

Или, может, я все выдумал? Иногда мне кажется, что ничего не было. А если и было, то не здесь и не в тот день. Или вообще с кем-то другим и в другом месте. Может, просто в чьих-то мечтах.

Туве просто проходит мимо. Она едва смотрит на меня. В моей бедной голове кружатся грязные птицы: малые поганки, зуйки-галстушники и вальдшнепы. Ничего другого не приходит на ум.

Я слышу, как Туве ворочается на еловых ветках. Моей руке непреодолимо хочется прикоснуться к ней, она тянется вперед, натыкается на мягкий спальный мешок, ползет по нему вверх, чувствует прохладную шею, гладит нежную щеку, касается губ, волос, подбородка. Кончик носа — холодный как лед.

Руке хочется забраться в теплый спальный мешок Туве, спуститься к ее красивому пупку, но Туве снова ворочается, и рука испуганно убегает обратно к себе.

Шум снаружи прекратился. Не знаю, сколько птиц сидело на деревьях вокруг нашего убежища и птицы ли это вообще. Я сосчитал до семи. Интересно, что там происходит?

Внезапно я чувствую, как что-то холодное прикасается к моему лицу. Я замираю, но затем расслабляюсь. Холодная рука гладит меня по щеке, волосам, губам и подбородку. Я лежу совершенно тихо. Позволяю Туве ласкать себя. Тело теплеет. Через некоторое время я чувствую возбуждение. Я поворачиваюсь к ней.

— Ты проснулась? — шепчу я как можно нежнее.

Туве не успевает ответить, поскольку в этот самый момент за навесом раздается резкий звук. Что-то коротко и сухо щелкает. Сердце забилось. Я привстаю в спальном мешке. Готов бежать или сражаться. Снова щелчок. Хлесткий, резкий. Что это, черт возьми? Может, это Филип и Манни? Знакомый звук. Словно кто-то взводит курок пистолета. Особый металлический щелкающий звук, я слышал его много раз по телевизору. Наш звук примерно такой же.