Его невольница - Ульяна Громова

— Садись, красивая, — похлопал рядом с собой Месут, и я опустилась на диван напротив своего чудовища.

От мысли, что это чудище — «моё», захотелось заскулить — я уже воспринимала себя невольницей, хотя пока сознание ещё и сопротивлялось, а в душе мгновенно закипал на время притихший вулкан. Я вообще стала неуравновешенной. Никогда не бросалась на людей, а сейчас — запросто, я будто теряла страх и разум, неслась куда-то, совершенно не думая ни о чём, лишь бы почувствовать, что короткая невольничья цепь оборвалась.

— Кушай, детка, — глава муниципалитета широким жестом обвёл низкий, заставленный едой стол. — Не стесняйся… — Он потянул завязку на шее, и два белых треугольничка упали на мой живот, обнажив грудь. — Вах, татла, вах-х… — протянул, покачав головой, приподнял мою грудь, припал к соску и втянул его в рот.



Я смотрела на Энвера. Он смотрел мне в глаза, то и дело роняя взгляд на свободную грудь и своего… друга? Партнёра? Покровителя? Когда Месут дёрнул завязку на трусиках и сунул руку между моих ног, раздвигая их и нащупывая пальцем чувствительный узелок, Энвер сел и, сделав большой глоток напитка, зажал губами кусок льда.

— Вах, хороша, как хороша… — стонал Месут, растирая меня между ног.

А я краем зрения видела на столе два сотовых и с трудом держалась, чтобы не посмотреть на них прямо и не выдать, что у меня на уме. «Предсказуемая…» — вспыхивало неоновыми огнями.

Что бы сделали другие девушки на моём месте?

Месут, наконец, отлип от моей груди и даже отодвинулся на полтела. Я хотела завязать бикини, но он отвёл мою руку и покачал головой.

— Ешь, пей, красавица, — снова предложил и повернулся к Энверу. — Такое тело прятать — великий грех, правда, дорогой друг?

— Выпьем за тело, — поднял стакан с остатками напитка черноглазый бог, почти осязаемо огладив это самое тело жарким взглядом.

— И наше дело, — добавил Месут и впился в моё лицо пристальным взглядом, от которого показалось, что лёд из его бокала с крепким напитком высыпался на меня и мгновенно с ног до головы стянул кожу мурашками.

Я потянулась за куском баранины, стараясь совладать с собой. Ощущение, что я заперта в комфортной клетке с двумя бешеными голодными хищниками, которые соскучились по жестокой охоте и теперь играют со мной, перед тем как растерзать, завладело всем моим существом. Мгновенно пронеслись мысли — почему я одна на яхте? Разве «уважаемые господины» на отдыхе не окружили бы себя несколькими девушками, чтобы насладиться развратом сполна? Или это моё личное наказание за удар по голове?

Я не понимала, что происходит, но тошнотворный запах смертельной опасности сжал внутренности. Я как-то вдруг сразу заметила, что и Энвер не был расслабленным, хотя именно так и выглядело со стороны. Лишь Месут был полноправным хозяином положения. Моего и, как я убедила себя, Энвера.

Возможно, мне просто хотелось верить, что мы здесь почти на равных, но наши взгляды сталкивались на Месуте так часто и высекали такие искры недоверия и напряжения, что я начинала понимать — не Энвер здесь главное зло. А значит, надо выбирать наименьшее.

------------------

[1] Разнообразие сладостей в Турции называют одним словом — «татлы»(tatlı), что значит «сладость, сладкий».

[2] Бар — единица измерения воздуха.



День клонился к вечеру. Мужчины оставили меня одну надолго, но телефоны забрали с собой. Я завязала бикини, наелась и осмелилась поплавать в бассейне. Ни Энвера, ни Месута всё не было. Бродить по яхте было страшно неудобно и неудобно страшно. Когда яркость дня приглушилась, с моря подул усилившийся ветер. А уже скоро небо заволокли кудлатые тучи. Сразу потемнело и посвежело настолько, что я замёрзла.

Посматривала в ту сторону, куда ушли мужчины, и возвращала взгляд на стол — руки чесались всё унести под крышу, и это злило — не хватало ещё мне заботиться об этом! Когда на яхту стеной всё же обрушился мелкий дождь, я быстро покидала в тарелку разной еды и налила в стакан коньяка.

Дорогу до своей каюты преодолела за считанные минуты, всё время боясь, что встречу Энвера или Месута. Но мне повезло. Надев на голое тело чужой махровый халат почти до пят, я почти залпом выпила коньяк и сразу вымыла стакан, чувствуя себя воровкой: сказывалась вина перед хозяином «Чёрной акулы» за украденный бумажник или я уже привыкла быть невольницей — всё равно, но это ощущение без вины виноватой выводило из равновесия. Отменный напиток с привкусом орехов и шоколада согрел изнутри. Я подбила под спину подушку, укутала ноги одеялом, взяла в руки большое блюдо и принялась есть всё без разбора: баранину заедала грушей, сыр — виноградом и снова мясом, нарезанные овощи и зелень — сырокопчёной колбасой, манго заедала креветками… Казалось, я никогда не наемся.

А когда еда закончилась, склонило в сон. Я забилась в угол кровати и прислонила голову к стене. Так и задремала…

* * *

— Татла… — услышала сквозь сон. — Вах, закуталась…

Это «вах» мгновенно привело меня в чувство, сон слетел, будто его и не было. Я смотрела на уже голого хорошо поддатого Месута широко раскрытыми глазами — так крепко спала, что не слышала, как он вошёл и разделся.

— Иди под меня, татла…

Он стянул с меня одеяло и потянул за пояс халата. Я не помогала и не сопротивлялась, послушно спустилась ниже и легла. Если бы можно было просто развести ноги и лежать… Месут был из тех клиентов, кто умел завести и доставить удовольствие, но сегодня я увидела его другим — жёстким и опасным, и уже трудно было забыть это впечатление и развлечь его как прежде — с огоньком.

А для него, похоже, ничего не изменилось. Он, как и всегда сначала, усевшись на постели на колени, дёрнул меня на себя и загнул кверху попой свечкой так, что я упёрлась ступнями в стену за головой. Уже привычно его язык раздвинул нежные складочки моей плоти и облизал клитор, забил по нему кончиком, заставляя моё тело рефлексивно вздрагивать и возбуждаться.

Сегодня Месут был особенно усерден, видимо, потому что пьян. Он тыкался мне между лопаток твёрдым членом, потирался головкой по позвоночнику и стонал, будто уже кончал — ему очень нравилось лизать меня, он делал это с упоением, иногда зажмуриваясь от удовольствия.

Я уже чувствовала это щекочущее приятное ощущение от его ненасытных ласк, а он, чувствуя, что плоть уже налилась, вошёл во вкус и трахал меня языком, жадно облизывая вход и проталкивая язык внутрь лона. Я задвигалась навстречу, застонав от предвкушения оргазма, задрожала и протяжно застонала, пульсируя у него во рту.

— Вах, татла… ах, татла… — довольный собой, прошептал Месут и вылизал меня досуха. — Иди сюда, красивая… — от отпустил меня, давая лечь, и навис надо мной, потираясь членом между разведённых ног.