Ржавчина. Пыль дорог - Екатерина Кузьменко

– Мы должны сделать маски основных характеров, как в древнем театре.

– Это бред! Какая тогда будет актерская игра?!

– Санни, искусство – это условность.

– Но не до такой же степени!

– Ребят, стоп, у меня идея! Да, пьеса из Темных веков, но давайте уберем рассказчика. Пусть действие идет своим чередом, без пояснений.

– Хорошо, а кто тогда скажет финальную фразу про меч, ушедший в мир?

– А давайте сделаем это… образно. Уйдут оплакивающие, и на сцену выйдет…

– Посланник богов?

– Нет, боги отступились от меча. Пусть это будет судьба.

– А это идея. Рок, фатум – важный элемент пьес той эпохи, а мы выведем его на сцену.

– Лады, как ты себе все это представляешь?

– А кто меня все время перебивал? В общем, уйдут оплакивающие, и на сцену выйдет судьба.

– В маске. Потому что в лицо ее никто не знает.

– В маске. Вынет меч из ножен, поднимет его вверх, над людьми, и уйдет в зал.

– В какой еще зал, мы на улице выступаем.

– Тем лучше. Это Круглая площадь, от нее несколько улочек расходятся в разные стороны. В одну из них судьба и уйдет.

– А это классная идея.

– Хорошо, а кто сыграет судьбу?

– Ну… Эээ… Дэй!

– Что?! – я чуть не подскочил на подоконнике.

– Дэй, ты сыграешь судьбу? – я призадумался, было ли это вопросом.

– Стоп, люди, задний ход, – я отложил книгу. – У меня актерских талантов – кот наплакал. Да я и не занимался этим никогда.

– А кто с невинным видом впаривал квартирному хозяину, что приехал на каникулы к дяде? И про школьные нагрузки, от которых просто необходимо отдохнуть? Не прибедняйся. Тем более, тебе и говорить ничего не придется.

Ну, впаривал. Так там стимул несколько другой, как на вокзале, когда убедить полицейского в том, что родители отошли и сейчас вернутся, нужно просто позарез.

– Почему я?

– Потому что все роли уже распределены.

– Все? А кто-то должен был играть рассказчика…

– Мэл не тянет на судьбу, хоть ты тресни. А у тебя внешность экзотическая. Соглашайся!

Я обвел взглядом собравшихся. Комната у Эстер – актрисы, у которой я брал книги, – тесная, так что сидели на всем: на стульях, кровати, даже на полу.

– Ладно. Я попробую. Только попробую.

И начались мои мучения. Казалось бы: в чем проблема? Пройти несколько метров сцены, принять меч у лежащего на возвышении Эмбера, пафосно показать его зрителям и не менее пафосно спуститься со сцены. Все? Нет, не все!

– Иди медленнее! Ты – судьба, ты неизбежен, тебе некуда торопиться! Так, сначала.

И так – раз десять за репетицию. Я тихо ругался. Я говорил, что в гробу видел такое творчество. Но каждый вечер все начиналось сначала.

Параллельно с этим подбирали костюмы. Костюмерная маленькой труппы по большей части состояла из вещей, вышедших из моды лет десять – двадцать назад, зачастую перешитых во что-то универсальное. Впрочем, были и костюмы, напоминающие исторические, но при ближайшем рассмотрении оказывалось, что вышивка на платье королевы – на самом деле узор, отпечатанный на ткани, и местами уже осыпается, а сапоги благородного разбойника – перекрашенные армейские, но старого образца. Заведовала всей этой пахнущей нафталином сокровищницей Аннабель, она и в обычные дни носила синие и голубые платья старинного покроя и укладывала толстенные косы в сложные прически. Она же была гримером. Как-то Аннабель выловила меня после репетиции и затащила в забитую коробками и вешалками комнату, заставив примерять найденные вещи. Черные бриджи пришлись впору, рубашку с широким рукавом вроде тех, в которых поднимались на эшафот приговоренные аристократы в кино, явно стоит ушить в плечах. Армейским сапогам я вообще обрадовался, как родным, – не придется ходить в костюмной обувке на тонюсенькой подошве. Отвертеться от плаща из черного шелка (искусственного, разумеется) не удалось.

– Анни, не слишком ли много черного? – засомневался я. Где-то вычитал, что человек, полностью одетый в черное, сливается с обстановкой, и окружающие его не замечают. Да и сокращение имени ее изрядно бесило.

– Ничего, еще время есть, придумаю что-нибудь яркое.

В день представления дом походил не то на растревоженный пчелиный улей, не то на объятый пожаром бордель.

– Дэй, а ты что тут расселся? – бородатый режиссер, с утра выслушивающий жалобы на пропавший в последний момент бутафорский кинжал, на не тот порядок выступления трупп, на пропустившего генеральную репетицию актера и потому уже изрядно задолбавшийся, поймал меня за запястье. – А ну живо в гримерку!

– Лерис, так мне же не надо вроде? Никто не знает, как выглядит судьба…

– И тебе надо. Давай, до выхода совсем немного времени.

Я взбежал вверх по лестнице, чуть не зацепившись дурацким плащом за перила.

– Аннабель, Лерис сказал…

– Знаю, что сказал. Держи.

Мне в руки легла полумаска из красной кожи. От ее прорезей расходились черные линии. Не то лучи, не то следы черных слез. Вот только слезы не текут вверх.

– До последнего искала.

Я стянул ленты на затылке. Вроде удобно, обзор не затрудняет, есть шанс, что не грохнусь в самый ответственный момент.

– Спасибо.

– Не за что. Садись, я не закончила.

И тут я понял, что Аннабель сейчас оторвется на мне за все мои подначки…

Тонкая кисточка прошлась по щекам и подбородку, слегка коснулась губ. Интересно, что она делает? Аннабель зачерпнула кончиками пальцев содержимое какой-то баночки и провела по моим волосам. Я недовольно дернулся – не люблю, когда посторонние люди трогают мои хайры. Тем паче – внезапно, без предупреждения.

– Не дрейфь, отмоется твоя грива. В зеркало смотреть будешь?

Мда… Фантазия у Аннабель богатая… И больная. Сначала я даже не понял, что означают алые узоры, исчертившие нижнюю часть лица. Понятно, что продолжают линии на маске. Точно, кровь. Кровавые потеки. Даже несколько капелек прорисовано у губ. И такие же кроваво-алые пряди в волосах. Я коснулся одной – на ладони остался красноватый след.

– Не хватай зря, я же сказала – отмоется.

Помост для уличных представлений выстроили наскоро, завтра все равно убирать. Ночной ветер теребил занавес. Я дожидался своего выхода, попутно наблюдая за происходящим на сцене. Конечно, пьесу я видел с десяток раз, но в свете фонарей, под открытым небом представление завораживало. Эмбер прекрасно справился (справилась?) с обеими ролями, и героя, и его сестры, из-за которой началась заварушка с мечом.

Потрясающее создание. Видишь его в белом платье, в парике – и готов кричать: «Да это девушка!» Тонкая, хрупкая, с тяжелой золотистой косой и бездонными испуганными глазами. Тут у любого нормального парня должно возникнуть только одно желание: набросить свою куртку на худенькие плечи этого дивного существа, обнять и не отпускать до скончания веков. Но когда Эмбер в мужской роли, все иначе. Хрупкость оборачивается хищной гибкостью, черты лица словно заостряются (или это смена прически так влияет? Свои волосы у Эмбера золотисто-русые, как тот парик, хоть и пострижены коротко). И двигается он абсолютно иначе. Фехтует, кстати, вполне профессионально, видел я в его комнате пару мечей, так вот, на реквизите таких зарубок не бывает.