Нежность - Давид Фонкинос

— С тобой все в порядке? Ты какой-то странный…

— Да, да, все в порядке. Я решил немного размять ноги. На ходу лучше думается.

— Ты все возишься с номером 114?

— Да.

— И как движется?

— Да ничего. Более или менее.

— Слушай, а у меня со 108-м ничего не получается. Я хотела поговорить с Натали, а ее сегодня нет.

— A-а, правда? Ее… сегодня не будет?

— Нет… По-моему, она куда-то в провинцию поехала. Ладно, мне пора, пойду попробую сама разобраться.

Маркус не ответил.

Он ходил так долго, что сам уже мог очутиться в провинции.

Три афоризма Чорана, которые Маркус прочел в метро

• Искусство любви? Это умение сочетать темперамент вампира со скромностью анемоны.

• Каждое наше желание — это драка монаха с мясником.

• Сперматозоид — это бандит в чистом виде.

Назавтра Маркус приехал на работу в совершенно другом настроении. Он сам не понимал, почему вел себя настолько несуразно. Что за дурацкая мысль — ходить взад-вперед. Этот поцелуй его, конечно, потряс; к тому же, надо признать, его личная жизнь в последнее время была особенно безбурной, но это же не причина для подобного ребячества. Надо сохранять хладнокровие. Ему по-прежнему хотелось объясниться с Натали, но больше он не станет искать с ней случайной встречи. Он просто пойдет к ней.

Он решительно постучал в дверь ее кабинета. Она сказала «войдите», и он, не дрогнув, вошел. И тут перед ним встала громадная проблема: она сходила в парикмахерскую. Маркус всегда был неравнодушен к волосам. И тут его глазам предстало ошеломительное зрелище. Волосы у Натали были совершенно гладкие. И поразительно красивые. Если бы она их собрала, как иногда делала, все было бы гораздо проще. Но перед этим волосяным явлением он онемел.

— Да, Маркус, что у вас?

Он вынырнул из прострации. И в конце концов произнес первое, что пришло в голову:

— Мне очень нравятся ваши волосы.

— Спасибо, вы очень любезны.

— Нет, правда, я их обожаю.

Подобное заявление с утра пораньше удивило Натали. Она не знала, что делать — то ли улыбнуться, то ли смутиться.

— Да, так что?

— …

— Вы же, наверно, пришли не только для того, чтобы поговорить о моих волосах?

— Нет… нет…

— Ну так? Я вас слушаю.

— …

— Маркус, вы здесь?

— Да…

— Ну так?

— Я бы хотел знать, почему вы меня поцеловали.

Картина поцелуя внезапно всплыла из глубин ее памяти. Как она могла забыть? Мгновения отчетливо проступали одно за другим, и она не смогла удержаться от брезгливой гримасы. Она что, спятила? Вот уже три года близко не подходила ни к одному мужчине, даже в мыслях не держала кем-то заинтересоваться, и вот на тебе — поцеловала коллегу, полное ничтожество. Он ждал ответа, и его можно было понять. Время шло. Надо было что-то сказать.

— Не знаю, — выдохнула Натали.

Маркус хотел услышать ответ, какой угодно, даже отказ, но никак не это. Вообще ничего.

— Не знаете?

— Нет, не знаю.

— Вы не можете вот так меня бросить. Вы должны мне объяснить.

Но сказать было нечего.

Их поцелуй был как современное искусство.

Название картины Казимира Малевича

Белое на белом (1918).

Уже потом она задумалась: откуда взялся этот поцелуй? Да ниоткуда, просто так. Наши внутренние биологические часы не поддаются контролю. В данном случае — часы, отсчитывающие время траура. Сначала она хотела умереть, потом попыталась вздохнуть, потом смогла дышать, потом есть, она смогла даже вернуться на работу, улыбаться, быть сильной, быть общительной и женственной, а потом время пошло рывками, поскакало по ухабам восстановительных работ, и вот настал день, когда она отправилась в этот бар, но сбежала, не выдержав ухаживаний, в полной уверенности, что никогда ни один мужчина не сможет больше ее заинтересовать, и тем не менее назавтра принялась вышагивать по паласу, просто так, в каком-то порыве, пробившемся сквозь пелену сомнений, и вдруг ощутила свое тело как объект желания, ощутила свои формы, свои бедра, даже пожалела, что не слышно цоканья ее высоких каблуков, все вышло неожиданно, ничто не предвещало этой внезапной вспышки чувственности, какой-то сияющей силы.

И в этот самый момент в комнату вошел Маркус.

Ничего другого тут не скажешь. Наши плотские часы разуму не подчиняются. Это как с любовной раной: никогда не знаешь, когда от нее оправишься. На пике страдания нам кажется, что она не затянется никогда. А потом, в одно прекрасное утро мы с удивлением замечаем, что страшная тяжесть исчезла. Какой сюрприз: оказывается, горе ушло. Почему именно сегодня? Почему не завтра и не вчера? Так самовластно решило наше тело. Не стоило Маркусу искать внятных объяснений этому импульсивному поцелую. Просто он вовремя вошел. Впрочем, большинство любовных историй нередко сводятся к единственной проблеме — вовремя или нет. В Маркусе, столько раз упускавшем в жизни свой шанс, вдруг обнаружилась способность появляться в поле зрения женщины в идеальный момент.

Натали увидела в глазах Маркуса уныние. После их последнего разговора он ушел очень медленно. И бесшумно. Он был тих и скромен, как точка с запятой в романе на восемьсот страниц. Она не могла вот так его бросить. Ей было страшно неудобно за свой поступок. К тому же, подумала она, он очаровательный сотрудник, со всеми внимателен и вежлив, и потому ей было вдвойне неприятно, что она могла его задеть. Она вызвала его к себе. Он взял под мышку дело номер 114. На случай, если она захочет поговорить с ним о работе. Но до дела номер 114 ему не было ни малейшего дела. Направляясь к ней, он зашел по дороге в туалет, ополоснул лицо. И открыл дверь, полный любопытства: что она ему скажет?

— Спасибо, что пришли.

— Пожалуйста.

— Я хотела извиниться. Я не знала, что вам ответить. И, честно говоря, до сих пор не знаю…

— …

— Не знаю, что на меня нашло. Какой-то физический импульс, это точно… но мы с вами вместе работаем, и, должна признать, это было совершенно неуместно.

— Вы говорите как американка. Это скверный признак.

Она рассмеялась. Какой странный ответ. В первый раз они говорили не о работе, а о чем-то постороннем. Ей вдруг приоткрылась его настоящая личность. Но надо было взять себя в руки.