Батюшка. Божий спецназ - Михаил Серегин

Гусев нахмурился и замолчал совсем. Пашутин как-то поспешно бросился ему на помощь.

– Вы это прекратите – запугивать вашими жандармскими методами трудящегося человека! – потребовал он, забыв в запале спора, что Гусев уже около года как нигде не работал.

– Тихо, тихо, Пашутин, – попытался осадить коммуниста участковый. – Не давите на следствие. Белую масляную краску у нас можно взять всего лишь в двух местах. У рабочих, которые ремонтируют пристройку к опорному пункту, но этот источник я сразу отметаю. А еще такую краску можно взять в хозяйстве предпринимателя Овчарова, где ведутся ремонтно-строительные работы.

– Так, командир! – возмутился теперь уже предприниматель. – Ты чего? Теперь на меня наезды делаешь? На какой хрен мне для церкви гадить, если я сам постоянно пожертвования делаю, да еще не маленькие? Между прочим, от чистого сердца, а не как дань моде.

– А, например, по сговору с самим настоятелем храма иереем отцом Василием, – не очень громко, но веско предположил участковый. – Пашутин и Гусев его сильно раздражают своим поведением. Вот вы в сговоре могли и подставить их. Как вам такой вариант, а, батюшка? – Теперь Белоусов повернулся уже к священнику.

– По-моему, вы просто сошли с ума, – ответил спокойно отец Василий. – Как вам такое в голову могло прийти? Меня в селе знают не первый день…

– Знаю, знаю, – махнул рукой участковый, – наслышан. Герой вы и спаситель. Один двух беглых уголовников задержали, с Корнеем разобрались. Только это как раз против вас и свидетельствует. Не очень вы обычный батюшка. Вот я и предполагаю, что и методы у вас могут быть не совсем обычными. А с Овчаровым вас может связывать острая неприязнь к тому же самому Пашутину и Гусеву. Они ведь и предпринимателя своими нападками достали до такой степени, что вы могли и пойти на крайние меры. Логично?

– Ну, это вы уж того… – робко попытался возразить Кузьмич, но его не услышали.

– Очень даже логично, гражданин участковый, – оживился Пашутин. – Вот где в самом деле нужно искать корни. Вот где истинное зло кроется. Правда, она глаза колет, и они решили честного человека – Гусева – подставить.

– А может, они его и наняли? Не сами же краской мазали? – вскинул победно брови Белоусов.

– Гусев не мог! – буквально взвился на своем стуле Пашутин. – Гусев – представитель народа…

– Праведный гнев народа, так вы вроде вещали, а? – не дал договорить коммунисту участковый. – Взял и смог. Чтобы свой гнев излить на эксплуататоров и иже с ними.

– Послушайте, Павел Борисович, – поднявшись на ноги и остановив жестом все прения в комнате, сказал отец Василий. – Вы куда-то клоните. Только вот я не пойму куда? Чего вы добиваетесь этой странной беседой?

– Я пытаюсь, отец Василий, разобраться, – ответил участковый. – К тому же вы сами не так давно советовали мне не выносить сор из избы, не увлекаться официальными расследованиями и бумагами, щадя самолюбие односельчан в целях их покоя и хорошего настроения.

Отец Василий понял, что Белоусов откровенно издевается. Возможно, попытка запугать, запутать, заставить отказаться от претензий была логичной. Но причина этих действий лежала как раз в другом. В нежелании канителиться с нормальным расследованием, которое из-за неопытности лейтенанта ничего не даст. Не хочет портить в своем Управлении репутацию? Возможно. Но только откуда в нем такое пренебрежение ко всем сторонам, участвующим в этой странной беседе? По какой-то не совсем той дорожке пошел молодой участковый. Итог разыгранного фарса был священнику совершенно ясен. Продолжать в нем участвовать он не собирался.

– Я вас понял, Павел Борисович. И надеюсь, что понял правильно. Бог и ваше начальство вам судья, если вы пренебрегаете служебным долгом и не хотите заниматься этим делом. Мы не будем жаловаться. Ни к чему это. Мы и сами разберемся в том, кто прав, а кто виноват. Существуют и другие виды наказания, кроме административного и уголовного.

С этими словами отец Василий вышел из опорного пункта и пошел домой. Его догнал Кузьмич и некоторое время шел рядом с удрученным видом. Сзади хлопнула дверь опорного пункта. Священник оглянулся и увидел, что на улицу вышел взбешенный Овчаров.

– Вот и еще один не выдержал, – прокомментировал Кузьмич.

– Не стоит гневаться и гневить других, – сказал священник. – В конце концов, ничего очень страшного не случилось, из-за чего стоило бы впадать в грех. Это ведь грех гордыни прежде всего. Нам стыдно и неудобно перед односельчанами, что с нами так поступили, испортили праздник, испачкали стену клуба. Гордыня это. Надо просто делать свое дело, и все, а прихожане сами разберутся, кого винить, а кого нет. Если посчитают, что батюшка не соответствует, значит, я просто уйду и освобожу место другому священнику. Более мудрому и опытному.

– И вы готовы вот так, без борьбы, сдаться? – удивился Кузьмич.

– О какой борьбе может идти речь? Не бороться надо, а поступками, смирением и верой доказывать людям, кто ты есть. Вот и я впал в гнев, раз говорю такое, – поморщился отец Василий. – Не доказывать, а показывать. Показывать пример. Так что, Кузьмич, не расстраивайся. Покрасим мы стену клуба, завтра же покрасим, а ты готовься к началу занятий воскресной школы в следующую субботу. Будем делать, что наметили, невзирая на препятствия.

Следующий день прошел в повседневных заботах. О вчерашнем напомнил только Овчаров, приславший двух рабочих с краской, которые должны были покрасить стену клуба. Отец Василий улыбнулся. Молодец предприниматель, не побоялся, что этот поступок расценят как доказательство вины и попытку ее загладить.

Но через два дня стало ясно, что тайный злоумышленник не успокоился. К отцу Василию прибежал Кузьмич с таким виноватым видом, будто сам совершил нечто предосудительное. Священник напрягся, готовясь к новым неприятным известиям.

– Батюшка, я даже не знаю, как вам и сказать о таком, – начал мямлить Кузьмич, озабоченно ероша от волнения свою и так не очень опрятную шевелюру.

– Говори, Кузьмич, как есть. Я готов встретить любые испытания, какие бы ни были мне ниспосланы свыше. Смиренно относись к ним и ты. Так что стряслось?

– В клубе опять кто-то… в общем, осквернили помещение.

– Как осквернили-то, что ты тянешь?

– Кто-то забрался в музыкальный класс и посреди пола… справил нужду.

– Ты хочешь сказать, что…

– Да, батюшка, – кивнул головой Кузьмич. – По большому. Я, конечно, все убрал, проветрил помещение…

– Ну и дела, – вздохнул священник. – Когда же они угомонятся в злобе своей? Пойдем-ка, Кузьмич, к Прокопенко сходим. Виновника мы с тобой все равно не найдем, а через управляющего хотя бы внимание общественности привлечем. Молчать о таком не следует. Пусть все знают.

Когда священник с заведующим клубом подходили к зданию правления, то Прокопенко как раз садился в милицейский «уазик» участкового. Вид у него был хмурый и недовольный, но отец Василий не собирался откладывать свой вопрос на потом. Проблема ведь не только в рамках церкви и воскресной школы. Все, что происходило, было проблемой всего села, а значит, и муниципального управляющего тоже. То, что о случившемся услышит и участковый, тоже было хорошо. Пусть знает, что творится на его участке.