История похитителя тел - Энн Райс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я считаю, что Рембрандт еще молодым человеком продал душудьяволу. Простая сделка. Дьявол пообещал сделать Рембрандта самым знаменитымхудожником своего времени. Дьявол посылал Рембрандту толпы смертных длянаписания их портретов. Он дал Рембрандту богатство. Он дал ему очаровательныйдомик в Амстердаме, жену, позднее – любовницу, ибо был уверен, что в концеконцов получит душу Рембрандта.
Но встреча с дьяволом изменила Рембрандта. Увидев такоенеоспоримое доказательство существования зла, он стал одержим вопросом: “Чтотакое добро?” В своих моделях он искал их внутреннее божественное начало, и, ксвоему изумлению, находил его искру даже в лицах самых недостойных людей.
Он был настолько одарен – однако дар свой он получил не отдьявола, а от природы, – что не только видел добро, но и умел написатьего; своим знанием добра и верой в него он мог рисовать, как краской.
С каждым портретом Рембрандт все глубже проникал в красоту идобро человечества. Он понимал, что способность к состраданию и мудростисодержится в каждой душе. С течением времени его мастерство возрастало: налетнеопределенности становился все неуловимее, индивидуальность каждого человекапроявлялась все более ярко, а каждая работа, исполненная величия и покоя,приводила в восхищение.
В конце концов лица на портретах перестали быть лицами изплоти и крови. Они стали ликами души, отражением того, что скрыто внутрикаждого мужчины и каждой женщины; визуальным воплощением того, чем был или могбы стать тот или иной человек в свой славный час.
Поэтому купцы из цеха суконщиков похожи на старейших имудрейших святых.
Но нигде эта духовная глубина и понимание не проявляютсячетче, чем в автопортретах Рембрандта, а он, как ты, безусловно, знаешь,оставил их сто двадцать два.
Почему так много, как ты думаешь? Они были его личноймольбой к Богу, попыткой обратить его внимание на себя – на человека, который,наблюдая за себе подобными, претерпел полную религиозную трансформацию.
“Вот как я вижу”, – говорил Рембрандт Богу.
Под конец жизни Рембрандта у дьявола зародились подозрения.Он не хотел, чтобы его слуга создавал такие великолепные картины, исполненныетеплоты и добра. Он считал голландцев материалистичным и оттого светскимнародом. А здесь, на картинах, изобилующих богатой одеждой и дорогими вещами,блистало неоспоримое доказательство того, что люди отличаются от всех прочихживотных, населяющих космос, – они представляют собой бесценную смесьплоти и бессмертного огня.
Вот почему дьявол обрушил на Рембрандта множество невзгод.Художник потерял свой красивый дом на Йоденбрестраат. Он потерял любовницу идаже сына. Но продолжал писать без тени горечи или порока, наполнять свои картинылюбовью.
И вот наконец Рембрандт оказался на смертном ложе. Дьяволрадостно примчался к нему, готовый схватить и ущипнуть своими злыми пальчикамидушу. Но ангелы и святые воззвали к Богу о вмешательстве.
“Кто во всем свете знает о добре больше, чем он? –вопрошали они, указывая на умирающего Рембрандта. – Кто показал больше,чем этот художник? Когда мы хотим увидеть божественное начало человека, мыобращаемся к его картинам”.
И Бог разорвал сделку Рембрандта с дьяволом. Он забрал душуРембрандта себе, а дьявол, которого по тем же самым причинам не так давно обвелвокруг пальца Фауст, был вне себя от ярости.
И он захотел похоронить жизнь Рембрандта в безвестности. Онпозаботился о том, чтобы все личные вещи и записи этого человека поглотилвеликий поток времени. И, естественно, поэтому нам так мало известно онастоящей жизни Рембрандта, о том, что он был за человек.
Но дьявол не смог распорядиться судьбой его картин. Как онни старался, ему не удалось заставить людей жечь их, выбрасывать или отставлятьв сторону ради новых, более модных художников. Фактически же произошлаудивительная вещь, и непонятно, когда это началось. Рембрандт стал самымпопулярным художником на свете; Рембрандт стал величайшим художником всехвремен.
Такова моя теория о Рембрандте и тех лицах на его полотне.
Так вот, именно на эту тему я бы написал роман о Рембрандте,будь я смертным. Но я не смертный. Мне не спасти душу искусством или добрымиделами. Я похож на дьявола, но с одним отличием: я люблю картины Рембрандта!
Но при взгляде на них сердце мое разрывается. И чуть неразорвалось, когда я увидел тебя в музее. И ты совершенно прав: не бывает увампиров лиц, как у святых из цеха суконщиков.
Вот почему я так внезапно покинул тебя в музее. Это неярость дьявола. Это просто грусть.
Я еще раз обещаю тебе, что во время нашей следующей встречия дам тебе возможность высказать все, что ты захочешь».
Внизу я нацарапал телефон моего агента в Париже и почтовыйадрес – я делал это в каждом письме к Дэвиду, но Дэвид никогда не отвечал.
После этого я отправился в своего рода паломничество, зановопосетив все величайшие собрания мира, хранящие полотна Рембрандта. В своихстранствиях я не увидел ничего, что могло бы поколебать мою веру в добродетельРембрандта. Но я снова преисполнился решимости больше Дэвида не беспокоить.
Потом мне привиделся сон: тигр, тигр… Дэвид в опасности…Вздрогнув, я проснулся в своем кресле в старом доме Луи, как будто меняпотрясла чья-то предупреждающая рука.
Ночь в Англии подходила к концу. Нужно было торопиться. Но когдая наконец отыскал Дэвида, он сидел в старинном деревенском кабачке в Котсуолде.
Эта деревня, куда вела лишь одна узкая и опасная дорога,располагалась неподалеку от усадьбы его предков. В ней была всего одна улица,застроенная еще в шестнадцатом веке, и единственная гостиница, благосостояниекоторой полностью зависело от непостоянных в своих вкусах туристов. Прочитавмысли жителей, я быстро выяснил, что Дэвид восстановил ее из своего кармана ивсе чаще и чаще находит здесь убежище от лондонской жизни.
Абсолютно сверхъестественное местечко!
Однако Дэвид всего лишь попивал свой любимый солодовыйшотландский виски и рисовал на салфетках дьявола. Мефистофель со своей лютней?Рогатый Сатана, танцующий под луной? Должно быть, его уныние смогло коснутьсяменя за многие мили, а точнее, я ощутил озабоченность тех, кто находился рядомс ним, – ведь в их мыслях я уловил его образ.
Мне так хотелось с ним поговорить. Но я не осмелился. Я бынаделал слишком много шума в этом маленьком кабачке, где расстроенный старый владелеци два его неуклюжих молчаливых племянника, покуривая пахучие трубки, все ещебодрствовали исключительно по случаю царственного визита местного лорда –который и напивался, как лорд.
Целый час я простоял там, заглядывая в окошко. А потом ушел.