Кормилица по контракту - Татьяна Бочарова

Однако когда Валя отперла ключом дверь, в квартире царили мертвая тишина и темнота. Евгения Гавриловна давно спала, вовсе не думая дожидаться внучатую племянницу, а уж тем более волноваться за нее.

Валя потихоньку приняла душ, в кромешной тьме поставила раскладушку и легла. На этот раз сон сморил ее моментально — она даже не успела ни о чем подумать, как мысли в голове стали путаться и мешаться, а после и вовсе исчезли, все до одной.

Утром Евгения Гавриловна отчитала-таки Валю за вчерашнее опоздание, но против ее ожидания, сделала это без особой злости. Валя молча выслушала тетку, покивала головой и убежала в магазин.

В отделе никто с ней больше не нянчился, Зоя Васильевна сразу же поставила ее на прежнее место, между Мариной и Верой и спокойно удалилась по своим делам. Валя поглядывала на Веру — как она после пережитой бурной ночи, — однако та лишь лукаво ухмылялась.

Покупатели текли рекой, общаться почти совсем не получалось. К обеду Валя уже зверски хотела есть. Сегодня она взяла с собой из дому деньги, и, купив здесь же, в универсаме, пачку «Роллтона» и пирожок с капустой, уплела и то, и другое за обе щеки.

К концу дня Валя успела поссориться и помириться с Альбиной, получить похвалу от менеджера за высокий темп обслуживания, утешить плачущую Марину и договориться с Верой снова провести вечер в баре. Она уже не чувствовала себя смертельно уставшей, наоборот, работа приносила ей удовлетворение и бодрость.

Через день Валя съездила в поликлинику, обошла всех специалистов, сдала анализы и торжественно вручила заполненную медкнижку секретарше.

Так потекла столичная жизнь. С первого аванса Валя накупила сестрам подарков, отослала по почте посылку, отложила денег на самое скромное питание и вместо блузки приобрела себе симпатичный джемперок за гораздо меньшую стоимость.

Нареканий со стороны администрации у нее не было, отношения с сослуживицами сложились хорошие. Она уже привыкла к тому, что Маринка вечно пребывает в дурном расположении духа, Альбина почти все время молчит, а Верка только и говорит, что об очередных кавалерах. Были в отделе и другие продавщицы: смазливая, черноглазая Танька, тихая, как мышка, Олеся и бойкая, смешливая Лада. В какие-то дни некоторые из девушек переходили в соседний, мясной отдел, взвешивали и упаковывали фарш и полуфабрикаты. Распоряжались этими перестановками Зоя Васильевна и все та же Галина, дочка секретарши. Валю они с колбасы не трогали — слишком уж ловко она управлялась с машинкой, обслуживая покупателей без малейшей задержки.

В общем, у нее все складывалось весьма удачно. Даже тетка постепенно перестала ворчать и смирилась с тем, что ближайшие полгода-год у нее в квартире будет жить постоялица.

Лето закончилось, за окнами стоял дождливый сентябрь. Валя все чаще, выходя утром из дому, раскрывала над головой старенький, темно-зеленый зонтик. Кроссовки ее прохудились и пропускали воду, но до получки было еще далеко. Приходя в универсам, Валя переобувалась в туфли, а кроссовки пристраивала в комнате отдыха у включенного обогревателя — сезон отопления пока не начался.

Ногам в потрепанных, изношенных лодочках было холодно. В конце концов, сердобольная Зоя Васильевна принесла ей из дому свои старые войлочные ботинки. Они оказались Вале в самый раз. Пребывая в отличном настроении, она нарезала батон «Докторской», тихонько напевая под нос любимую мелодию с «Фабрики», как вдруг почувствовала на своей спине чей-то пристальный взгляд. Валя закончила работу и обернулась.

Неподалеку от прилавка стоял молодой парень явно кавказской внешности и рассматривал ее в упор. Валя недовольно повела бровью, однако кавказец не двинулся с места, продолжая пялиться на нее во все глаза. Тогда она отдала покупателю нарезку, уперла руки в боки и проговорила с суровостью в голосе:

— Чего вам, молодой человек?

— Ничего, — миролюбиво ответил парень с еле уловимым акцентом, — просто гляжу. Красивая девушка, и работает красиво.

Валя пренебрежительно хмыкнула. Она недолюбливала и побаивалась южных мужчин. В Ульяновске их было гораздо меньше, чем в Москве, — здесь они попадались на каждом шагу, бросали на Валю масленые взгляды, выразительно цокали языками вслед, а то и норовили откровенно облапать на ходу.

Однако незнакомец чем-то неуловимо отличался от остальных. Начать с того, что, создавая его на свет, природа-матушка явно не поскупилась. Внешность у парня была дай Боже всякому: стройный, гибкий, на точеном лице глаза-вишни, грустные и загадочные, тонкий, орлиный нос, яркие, четко обрисованные губы. И выражение лица не самодовольно-надменное, а мягкое и одновременно серьезное. А еще копна волос цвета воронова крыла и приятный запах дорогого одеколона, долетавшего за прилавок даже с приличного расстояния.

Все это Валя не преминула отметить про себя, вслух же с холодной вежливостью произнесла:

— Пожалуйста, будьте так добры, не мешайте.

Кавказец покачал головой и улыбнулся — не нахально, а с искренним добродушием и теплотой.

— Суровая девушка. Такая красавица, а неласковая. Я ж ничего не делаю, только смотрю.

— В музей идите, — колко проговорила Валя, — там картин много. Любую выбирайте и смотрите на здоровье. А здесь магазин. — Она демонстративно перекинула косу за спину и, заметив подошедшего к прилавку старичка, с улыбкой обратилась к нему:

— Что желаете?

Старичок желал триста граммов «любительской». Валя с утроенным рвением принялась за дело.

Парень постоял еще немного, затем вздохнул и исчез.

— Лихо ты его отбрила, — шепнула на ушко Вале Вера, — не всякая бы отважилась.

— Почему это? — искренне изумилась Валя.

Вера, в этот момент взвешивающая буженину, даже руки опустила.

— Разве ты не в курсе, кто он?

— Нет.

— Это же Тенгизка, сын хозяина. Чудо хлопец, верно? Кобель только жуткий, ну да с его внешностью другим и не будешь.

Верка мечтательно закатила глаза и, решительно пришлепнув на лоток этикетку, вручила буженину покупательнице, громко брякнув при этом:

— Приятного аппетита!

Женщина молча сунула покупку в корзину и, покосившись на девчонок, отошла. Валя задумчиво теребила в руках целлофановую оболочку от колбасы.

— Девушка, — тихонько окликнул старичок, — вы уснули?

— Ой, простите. — Она швырнула шкуру в ведро и стала отрезать от батона нужный кусок.

Ей одновременно было и приятно и как-то не по себе. Ишь, черт чернявый, вылупил свои фишки! А глазища-то, ну прямо вполлица, отродясь таких не встречала. И подумать только, что у старого, брюхатого Муртаза Аббасовича такой красавчик-сынок. Ну, как он теперь разозлится на Валю да пожалуется папеньке? Вдруг тот уволит ее или наложит какой-нибудь штраф? А что, очень даже запросто — хозяин-барин.