Новая жизнь - Орхан Памук

О ночь! Длинная-предлинная ветреная ночь! Мимо темного зеркала моего окна пролетали деревни, черные загоны для скота, вечнозеленые деревья, печальные заправки, пустые рестораны, безмолвные горы, испуганные зайцы. Иногда я подолгу смотрел на дрожащий вдалеке свет какого-нибудь домика, мечтал о жизни, каждое мгновение которой пройдет в лучах этого света, искал в той счастливой жизни место для себя и Джанан. Пока автобус постепенно отдалялся от дрожавшего луча света, я мечтал оказаться не в трясущемся кресле автобуса, а под крышей того дома. А иногда я засматривался на пассажиров автобусов, медленно проезжавших мимо меня на заправках, стоянках, перекрестках, на узких мостах, и представлял, что вижу среди них Джанан. Полностью отдаваясь фантазиям, я воображал, что догоняю этот автобус, прыгаю в него и обнимаю Джанан. А временами я чувствовал себя настолько уставшим и утратившим надежду, что мне хотелось оказаться на месте курившего за столом кафе человека, которого я видел через щелку в занавесках, когда ночью наш автобус проезжал по узким улочкам какого-то городка.

Но я-то знал, что по-настоящему мне хотелось быть в другом месте, в другом времени, в другом мире. Там, среди мертвых и умирающих свидетелей встречи случая и судьбы, в том мгновении счастья бытия, когда душа еще не решила — покинуть тело или остаться в нем… И перед прогулкой на седьмое небо, на пороге страны, откуда нет возврата, стараясь привыкнуть к ее сумрачному пейзажу из рек крови и груд битого стекла, я с удовольствием подумаю: входить или не входить? Вернуться или уйти? Интересно, какие там, в той стране, рассветы? Интересно, как это — оставить свой путь и исчезнуть в темноте бездонной ночи? Меня охватывала дрожь, когда я думал о стране, где властвует неповторимое время, и о том, что оставлю себя и буду другим и, может быть, буду с Джанан; швы у меня на ноге и на лбу начинали зудеть от нетерпения в ожидании невиданного счастья.

Эй вы, пассажиры ночных автобусов, вы, обиженные друзья мои! Я знаю, что вы тоже ищете время, где не будет притяжения земли. Вы ищете его не для того, чтобы оказаться там или остаться здесь. Вы ищете его, чтобы стать другими и гулять в садах покоя, что меж двух миров. Я знаю, что болельщик в кожаной куртке едет не на утренний матч — он ждет автокатастрофы, чт обы превратиться в окровавленного героя в алых одеждах. Я знаю, что пожилая беспокойная дама, которая все время что-то достает из полиэтиленовой сумки и пихает в рот, едет не к своей сестре и племяннику, — она торопится к порогу иного мира. Инспектор кадастрового управления, который одним глазом смотрит на дорогу, а другим — в свои сны, ездит вовсе не с проверкой зданий в вилайете,[16]— он ищет ту точку пересечения миров, где все строения станут историей. И я уверен, что влюбленный бледный лицеист на передаем сиденье мечтает не о своей возлюбленной, он мечтает о мощном ударе и страстном поцелуе с лобовым стеклом. Мы открываем глаза и, глядя в дорожную тьму, пытаемся понять, настал ли этот волшебный час. Всякий раз, когда шофер резко тормозит или автобус разгоняется. Нет, опять не настал!

Я провел в автобусном кресле восемьдесят девять ночей, но так и не узнал, как пробьет этот счастливый час. Однажды автобус резко затормозил, и мы врезались в грузовик, груженный курами, но ни один сонный пассажир не пострадал, — куры тоже. В другой раз, ночью, когда наш автобус легко скользил по обледеневшей дороге в пропасть, а я уже видел сияние Господа и предвкушал, что вот-вот познаю ту единственную тайну, что объединяла бытие, любовь, жизнь и время, как вдруг шутник-автобус завис во тьме, на краю.

Я где-то читал, что судьба не слепа, а невежественна. Судьба, думал я, — утешение тех, кто не знаком со статистикой и теорией вероятностей. Через заднюю дверь автобуса я спустился на землю, через заднюю дверь я вернулся в жизнь, через заднюю дверь я проник в кипучую жизнь автовокзалов: приветствую вас, продавцы семечек, кассет, уличного лото, полные мужчины с чемоданами в руках, пожилые дамы с полиэтиленовыми пакетами! Чтобы не поручать дело судьбе, я искал самые дряхлые и развалившиеся автобусы, я выбирал самые извилистые горные дороги, самых сонных водителей, самые ненадежные фирмы… «Быстрее ветра», «Поездка на лету». «Настоящее путешествие», «Экспресс-путешествие»… Стюарды бутылками лили мне на руки одеколон, но ни один лавандовый одеколон не пах так, кате пахло лицо, которое я искал. Стюарды разносили маленькое печенье на подносах под серебро, но ни разу мне не попалось такое печенье, которое давала к чаю мама. Я ел турецкие шоколадки без шоколада, но не испытывал удовольствия до дрожи в ногах, как в детстве. Иногда приносили корзиночки с разными конфетами и карамельками, но среди всяких «Фрутти», «Мабель» и «Голден» мне ни разу не попались любимые карамельки дяди Рыфкы «Новая жизнь». Во сне я считал километры, а наяву видел грезы. Я съеживался в кресле, становился маленьким и, постепенно сжимаясь и сжимаясь, поднимал ноги на сиденье и фантазировал, что предаюсь любви с соседом по креслу. Проснувшись, я обнаруживал его лысую голову у себя на плече, а беспомощную руку — у себя в руке.

Каждую ночь я сначала исполнял роль осторожного человека, затем становился приятелем-собеседником очередного несчастливца, а к утру мы уже были такими близкими друзьями, что я хранил все его тайны. Курите? Куда едете? Чем занимаетесь? В одном автобусе я назвался молодым сотрудником страховой компании, путешествующим из города в город, а в другом, холодном, как лед, — объявлял, что скоро женюсь на дочери моего дяди, которая почему-то вспомнилась мне. Я вел себя так, как ведут те, кто ждет появления НЛО, и однажды рассказал какому-то дедушке, что жду Ангела. В другой раз пообещал кому-то починить все его часы. У меня — «Мовадо», сказал дяденька с вставной челюстью, идут исправно. Когда владелец исправных часов спал с открытым ртом, мне показалось, я услышал тиканье точного механизма. Что такое время? Судьба, случай! Что такое жизнь? Время! А что такое несчастный случай? Жизнь, жизнь, новая жизнь! Итак, Ангел, повинуясь этой простой логике — поразительно, что ею раньше никто не пользовался, — я решил отправиться не на автовокзалы, я решил искать свою судьбу…

Я видел безжалостно проткнутых насквозь пассажиров передних мест автобуса, вероломно врезавшегося сзади в грузовик со строительным железом. Видел шофера, отправившего неуклюжий автобус в пропасть, чтобы не задавить кошку — его труп был так зажат железом, что его не могли вытащить. Я видел размозженные головы, разорванные тела, оторванные руки, внутренности водителей на руле, мозг, похожий на разбросанные капустные листы, окровавленные уши с сережками, разбитые и целые очки, зеркала, цветные кишки, заботливо разложенные на газете, расчески, раздавленные фрукты и монетки, выбитые зубы, детские бутылочки и ботинки; я видел души и предметы, освященные этим мгновением.

Однажды холодным весенним вечером я узнал в дорожной полиции в Конье, что недалеко от озера Туз-Гёлю, в безмолвной степи, лоб в лоб столкнулись два автобуса, и поспешил туда. Прошло полчаса с тех пор, как раздался грохочущий взрыв их счастливого и пылкого слияния, но волшебство, что наполняет жизнь смыслом, ради которого стоит жить, все еще витало в воздухе. Я стоял среди машин полиции и жандармерии, разглядывая черные колеса одного из автобусов, перевернувшегося от удара, и вдыхал приятный запах новой жизни и смерти. У меня дрожали ноги, шов на лбу ныл, но я решительно, словно опаздывал на какую-то встречу, шел во тьме, мимо растерявшихся выживших пассажиров.