Танец с саблями - Никита Филатов

Почти всю дорогу Владимир Александрович проспал. Некоторое время он ещё пытался глазеть по сторонам, на стремительно теряющие индустриальную неприступность берега. Увы, даже вид обгоняемых и торопящихся навстречу судов наскучил довольно быстро! Створы, бакены… Однообразные, скудные огоньки деревень и бесчисленных садоводств. Сами собой опустились веки – и майор привалился к плечу своего упитанного соседа. Проснулся он лишь однажды – на Ивановских порогах, да и то не всерьез, но лишь чтобы через мгновение вновь погрузиться в томительное забытье…

– Вон он! – и катер тут же ударило носом в волну.

Светало. Спросоня хотелось по малой нужде.

– Точно этот?

– Видимость – ноль…

Все три «водомета» старались держаться рядом, но даже они то и дело исчезали из поля зрения.

Вытянутый же силуэт впереди мог оказаться просто очередным сгустком тумана.

– Что скажете?

– «Чернышевский»! – подтвердил речник.

– Пошли! – дал отмашку остальным группам капитан.

Теплоход двигался средним ходом – судя по жидким усикам пены у форштевня и короткой, почти незаметной кильватерной струе. Милицейские катера пристроились рядом и некоторое время шли параллельным курсом.

– Да-а… Хоть бы веревочку какую скинули!

– Может, лестницу еще?

– Трап, – поправил представитель флота.

Снизу, с воды, белый борт пассажирского лайнера казался чем-то вроде средневековой крепости – приходилось задирать голову, чтобы различить узкий краешек планширя и огромные медные буквы.

– Это мы как-то… не учли, – Головин посмотрел на Владимира Александровича, и тот отчего-то почувствовал себя виноватым.

Слепые, наглухо задраенные бойницы иллюминаторов нижней пассажирской палубы – ни огонька, ни звука за матовой поверхностью стекол.

– Стоп! А это что?

– Там жилые помещения команды. – Речник даже не стал сверяться со схемой.

– Открыто, вроде…

Одна из расположенных у самой кормы кают чуть-чуть выделялась.

– Дотянешься?

– Попробую, – ближний боец поднялся в полный рост, снял с плеча автомат и отдал его командиру. – Лишь бы голова пролезла… Йоп!

Катер качнуло, и он чуть было не вывалился за борт.

– Тише ты…

– Ладно!

Подстрахованный снизу, боец вытянул руку и легонько толкнул стекло иллюминатора – поддалось… Еще немного расширив проем, он уцепился фалангами пальцев за край образовавшейся щели и одним движением подтянул себя: вверх и вперед!

Перед самым носом Виноградова опасно мелькнула рифленая подошва высокого спецназовского ботинка. Внутри, за переборкой, что-то негромко упало и покатилось.

Несколько долгих секунд все неотрывно смотрели вслед ушедшему. Наконец, в круглом, распахнутом теперь уже настеж проеме показалась бледная физиономия:

– Можно.

– Откатись потом туда, назад… – скомандовал мотористу Головин.

– К корме?

– Вот именно! – он передал наверх оба автомата, свой и первого бойца. А потом и сам исчез в иллюминаторе…

– Ну что – все?

– Вроде бы… – Владимир Александрович с трудом перевалился через фальшборт и сразу же отскочил в сторону: вслед за ним по выброшенному Головиным веревочному трапу энергично карабкался дедушка-речник. – Пардон!

– Теперь все.

Было на удивление тихо – только ровное гудение судового двигателя под ногами и плеск волн.

– Дур-рдом…

– Я тоже чего-то не понимаю. Чего там? – не удержался майор.

Головин вместо ответа пожал плечами и повторил:

– Дурдом.

Первым делом следовало заняться мостиком, радиорубкой и машинным отделением.

– Так, пошли… С Богом!

– К черту!

И сформированные ещё на базе штурмовые группы двинулись по маршрутам.

Ни Виноградов, ни представитель славного речного флота в герои не лезли – замыкая цепочку людей Головина, они просто старались поменьше шуметь и не путаться под ногами. Тем более, что без оружия Владимир Александрович чувствовал себя не просто голым – а голым, с которого к тому же содрали часть кожи.

Для себя майор успел уже решить, что при первых же выстрелах просто-напросто рухнет на палубу – и пусть списывают на боевые потери! Конечно, если сначала убьют парня, который идет сейчас впереди, и можно будет воспользоваться его стволом… Тогда повоюем. А голыми руками – дураков нет! Не сорок первый год.

– Тс-с! – Виноградов замер, повинуясь командному жесту.

И тут же сзади на него чуть не налетел сопящий от страха речник:

– Что такое?

– Тихо…

– Извините.

Хороший он, в сущности, мужик, подумал Владимир Александрович. Но ведь пропадет, если что, зазря – такие, обычно, первую же пулю и хватают.

– Может, вернетесь?

– Нет.

Правильно, одному ещё хуже. Вообще, трудно жить с обостренным чувством профессионального долга – это майор знал… Иначе, сейчас и он сам уже ехал бы домой в тихой, мирной и полупустой электричке. Или по крайней мере наблюдал за событиями на теплоходе из рубки милицейского катера-»водомета».

– Пошли! – группа двинулась дальше по бесконечной, во всю длину коридора, ковровой дорожке.

Ничего пока не происходило, но…

Пахло страхом. И не страхом даже, а каким-то запредельным ужасом – густым и тягучим, как начавшая запекаться кровь. Ужасом сочилось все: и тишина вокруг, и теплый воздух кондиционеров… Даже свет матовых плафонов, казалось, дрожит и старается стать незаметнее.

Десятки, сотни мельчайших деталей.

Багровое пятно на палубе… вывороченный из стены огнетушитель… какие-то осколки. Вмятина, след от огромной подошвы на матовом пластике… Дверь, обвисшая на последней петле…

Поравнявшись с открытой каютой, Виноградов вслед за идущим впереди автоматчиком глянул внутрь:

Полумрак. Распахнутый иллюминатор – именно тот, догадался майор… Крошечная клетушка, явно не для командного состава: койки одна над другой, опрокинутая ваза с цветами. Внизу – обнаженное женское тело, отвратительно и бесстыдно распластанное на смятом белье.

– Гос-споди! Она мертвая?

Бедняга речник… Сколько ему – под шестьдесят? Для Великой Отечественной он был слишком мал, а Афганистан и внутриутробные войны России этого поколения уже не коснулись.

– Мертвая.

Жилые помещения команды закончились – за тяжелой металлической переборкой Владимир Александрович разглядел уводящую вперед череду дверей пассажирских кают.