Темная сторона Солнца - Эмилия Прыткина

Вечно испуганная, покорная и уставшая, Гоар производила впечатление человека, для которого жизнь была тяжелым испытанием, если не сказать Божьей карой. Она никогда не смеялась, лишь изредка растягивала губы в измученной улыбке, словно хотела сказать: «Не трогайте меня, пожалуйста». Гоар говорила мало и тихо, украдкой наблюдая за мужем, и тотчас же замолкала, стоило ему открыть рот. Она таяла из года в год, страдая от неизвестной болезни, о которой в семье предпочитали не говорить.

Но однажды, проходя мимо двери комнаты, за которой бабка обсуждала с зятем очередной визит в больницу, Анна услышала, как Вардитер прошептала: «Пожалей ее, она скоро умрет от этих бесконечных абортов». Анна испугалась и вечером поделилась своими опасениями с отцом. Карен ничего не сказал, но на день рождения Вардитер, которое праздновали спустя неделю, Артур пришел с рассеченной бровью и фиолетово-желтым фингалом под глазом. После этого разговоры о болезни Гоар прекратились, а сама она посвежела и даже стала изредка улыбаться.

Увидев Анну, Гоар бросилась ей на шею и зарыдала:

– Арев-джан, умерла твоя сестра! Умерла… Моя дочка умерла!

Анна выронила сумку, и слезы, стоявшие в горле комом с той самой минуты, когда она узнала о смерти сестры, хлынули из ее глаз. Более не в силах сдерживать себя, она зарыдала вместе с тетей.

– Пройдите в квартиру, что ли, – проворчал Артур, стоящий за Анной с чемоданом в руке.

– Проходи, проходи в комнату, Анна-джан, – всхлипывала Гоар.

Анна прошла вперед и распахнула дверь, ведущую в гостиную. Ничего не изменилось со времени ее последнего визита. На стене висел все тот же карпет[13]ручной работы, на полу лежал еще один, пианино было открыто, ноты на месте, и Анна была уверена, что если бы она достала ключ от шифоньера, хранившийся в хрустальной вазочке на полке, и открыла его, то увидела бы платье Карине, которое висело на вешалке в левом углу.

На стуле возле окна, спиной к ней сидела бабка Вардитер. В черном, как всегда.

– Здравствуй, бабушка, – прошептала Анна.

– Здравствуй, Арев, – ответила Вардитер и, не поворачиваясь к внучке, подняла руку и поманила ее пальцем. – Иди, иди, я тебя обниму, моя хорошая.

Анна обошла стул и опустилась перед бабушкой, положив голову ей на колени. Вардитер обвила руками ее шею, и Анна почувствовала, что объятья бабушки уже не такие крепкие, как раньше.

– Умерла наша Лусине, умерла. Только ты теперь осталась. Дай-ка я взгляну на тебя.

Анна подняла голову и посмотрела на бабушку. В отличие от Артура та практически не изменилась за последние шестнадцать лет. Вся такая же сухая, морщинистая, с отрешенным взглядом. И только черная одежда Вардитер теперь пахла больницей и лекарствами, а не привычными для Анны запахами жареной картошки и ладана. Вардитер гладила лицо внучки, проводя сухими подушечками пальцев по ее бровям, носу, щекам. На миг Анне показалось, что ее глаза ожили и старуха улыбнулась, но спустя мгновение взгляд потух, а губы искривились в мучительной гримасе.

– Ты так похожа на мою Лусине… – Старуха глухо застонала и откинулась на спинку кресла.

– Да, наверно, – ответила Анна. В эту минуту она поняла, что в квартире бабушки отныне будет жить еще один человек – ее покойная сестра Лусине.

Серая «Газель» подъехала к дому, в котором жила бабка Вардитер, и мужчины, сидящие за столиком во дворе, поднялись как по команде и выстроились в ряд. В квартире на пятом этаже все было готово к встрече Лусине. Стекла и зеркала были занавешены белыми простынями, посреди гостиной стоял крытый ковром стол, вокруг которого сидели облаченные в черные одежды женщины. На стене висела фотография Лусине в траурной рамке.

Из кухни доносился запах вареной баранины. Накануне Гор, родной сын Артура и Гоар, и Оганес, дальний родственник, привезли из деревни барана. Наблюдая, как двое крепких мужчин достают из багажника отчаянно сопротивляющееся и блеющее животное, Анна содрогнулась. Мужчины привязали барана на лужайке во дворе, где его тут же окружили дети.

– Зачем вы привезли живого барана? – возмутилась Гоар, услышав блеяние.

– Жарко, если бы вчера зарезали, мясо бы испортилось, – ответил Гор.

– И где вы его резать собираетесь? Во дворе, что ли?

Мужчины переглянулись и пожали плечами.

– Везите его за город. Зарежьте где-нибудь и возвращайтесь!

Гор отвязал барана, с помощью Оганеса погрузил его в багажник, и они уехали в неизвестном направлении. Через три часа вернулись с разделанной и порубленной на куски тушей. Весь вечер младший сын Гора – пятилетний Мушех бегал по двору и рассказывал соседским ребятишкам о том, как они везли из деревни барана.

В восемь часов утра мужчины вышли из дома и расселись на лавочках перед подъездом. Неспешно и спокойно, как будто ничего не произошло, они принялись обсуждать свои дела. И лишь по отросшим щетинам всех собравшихся можно было догадаться, что в семье произошло горе.

Когда машина с гробом выехала из-за угла, они замолкли и встали полукругом перед подъездом. Гроб с телом занесли на пятый этаж и аккуратно опустили на стол. Одна из женщин, соседка Вардитер, поставила у подножия гроба две свечи. В шесть часов вечера скорбно заплакал дудук. Началась траурная панихида, которая длилась весь вечер и ночь до двух часов следующего дня. Все это время в квартире находился священник, который сначала отпел душу усопшей дома, потом во дворе и на кладбище, к которому двинулась похоронная процессия. Анна машинально делала все, что ей говорили, – разносила соседям завернутую в лаваш хашламу,[14]стояла перед подъездом с ведром воды, полотенцем и мылом и по старинному армянскому обряду поливала водой руки приехавших с кладбища людей, чтобы те оставили слезы за порогом дома.

Все происходящее чудилось ей сном – тягостным и бессмысленным. Всматриваясь в разношерстную толпу родственников, она ловила себя на мысли, что не помнит никого из этих людей. В то же самое время собравшиеся недобро косились на нее, шушукались по углам и замолкали, стоило ей пройти мимо.

На следующий день после похорон самые близкие родственники накрыли «сладкий стол» и поехали на кладбище, прихватив с собой букет гвоздик, хунк[15]и вязанку тоненьких прутиков.

Артур разжег возле могилы дочери небольшой костер, зачерпнул пригоршню хунка и бросил в огонь. С минуту он постоял молча, потом перекрестился и уступил место жене. Следом за ней подошли Вардитер и Анна. За последние два дня старуха ослабела настолько, что не могла передвигаться самостоятельно. Поддерживаемая Анной, она наклонилась, бросила ладан в огонь и покачала головой:

– Э-э-х, Лусо…