Проклятие мумии, или Камень Семи Звезд - Брэм Стокер

Войдя в комнату, он первым делом внимательно осмотрел пациента и лишь потом заговорил, при этом брови его сдвинулись над переносицей, а рот превратился в тонкую четкую линию:

— Есть много общего в состоянии вашего отца и сестры Кеннеди. Какое бы воздействие ни было на них оказано, вероятно, оно идентично в обоих случаях. У Кеннеди транс выражен менее заметно. Я считаю, что в ее случае мы сможем добиться большего и быстрее, чем с нашим больным, поскольку руки у нас ничем не связаны. Я уложил ее на сквозняк, и уже стали проявляться признаки обычной потери сознания, хотя пока еще очень слабые. Жесткость ее конечностей начинает уменьшаться, а кожа становится более чувствительной или, лучше сказать, менее нечувствительной к боли.

— Почему же тогда, — спросил я, — мистер Трелони по-прежнему находится в таком бесчувственном состоянии, хотя его тело, насколько нам известно, совсем не потеряло гибкости?

— На этот вопрос я не могу дать ответа. Проблема, возможно, будет решена в течение нескольких часов, а возможно, и дней. Но постановка правильного диагноза будет полезна и нам, и, вероятно, многим-многим другим после нас, кто знает! — добавил он с выражением человека, всей душой преданного своему делу.

Все утро он сновал из одной комнаты в другую, наблюдая за состоянием обоих пациентов. По его распоряжению миссис Грант осталась с сестрой, а с раненым постоянно находились либо я, либо мисс Трелони, а чаще мы вместе. Как ни странно, нам удалось каким-то образом выкроить время, чтобы принять ванну и переодеться, а пока мы обедали, с мистером Трелони оставались доктор и миссис Грант.

Сержант Доу отправился в Скотланд-Ярд составлять отчет о прошедшей ночи, а потом зашел в местный участок, чтобы вызвать своего коллегу Райта, как было условлено со старшим, офицером Доланом. Когда он вернулся в дом, его вид не оставлял сомнений в том, Что ему здорово попало за стрельбу в комнате пациента, а может, даже просто за стрельбу без определенных и веских оснований. Его замечание, брошенное мне, несколько прояснило ситуацию:

— Что бы там ни говорили, сэр, но добрая репутация еще что-то значит! По крайней мере, мне не запретили носить револьвер.

Тот день был долгим и беспокойным. Ближе к ночи состояние сестры Кеннеди значительно улучшилось, ее конечности вновь полностью обрели былую гибкость. Ее дыхание по-прежнему было ровным и регулярным, однако спокойное, хоть и застывшее, выражение ее лица теперь уступило место другому: глаза закрылись веками, и казалось, что она погрузилась в сон. Вечером доктор Винчестер привез еще двух сестер, одна из которых должна была оставаться с сестрой Кеннеди, а вторая — сменять на дежурстве мисс Трелони, которая настояла на том, что будет дежурить сама лично. Готовясь к дежурству, она поспала несколько часов днем. Мы собрались на небольшой совет и решили, кто и когда будет дежурить в комнате мистера Трелони. Миссис Грант будет оставаться с пациентом до двенадцати, когда ее должна сменить мисс Трелони. Новая сестра будет оставаться в комнате мисс Трелони и заходить к больному каждые пятнадцать минут. Доктор также будет дежурить до двенадцати, потом его сменю я. Один из детективов проведет рядом с комнатой всю ночь и будет регулярно заходить и проверять, все ли в порядке. Таким образом, наблюдение будет вестись и за самими наблюдателями, чтобы полностью исключить повторения событий прошлой ночи, когда больной остался без обоих наблюдателей одновременно.

Когда зашло солнце, нас всех охватило какое-то беспокойство, каждый по-своему начал готовиться к дежурству. Доктор Винчестер взял на вооружение мой опыт и отправился в магазин за респиратором. Доктор проявил такой интерес к идее с респиратором, что я посчитал необходимым убедить и мисс Трелони обезопасить себя подобным образом во время дежурства.

Настала ночь.

Когда в половине двенадцатого я пришел из своей комнаты в комнату больного, там все было спокойно. Новая сестра, подтянутая, аккуратная и внимательная, сидела у кровати в кресле, где прошлой ночью сидела сестра Кеннеди. Доктор Винчестер занял позицию в некотором отдалении, между кроватью и сейфом. Он не смыкал глаз и был постоянно настороже. В респираторе, закрывавшем рот и нос, он выглядел довольно странно, если не сказать комично. Пока я стоял в дверях и рассматривал их, сзади послышался легкий шум. Я обернулся и увидел вновь прибывшего детектива, который кивнул мне, сделал рукой знак молчать и, не произнося ни звука, удалился. Стало ясно, что никто из наблюдателей не поддался сну.

Рядом с дверью в комнату я поставил стул: мне не хотелось подвергать себя опасности попасть в туже ситуацию, что и вчера. Мои мысли, разумеется, крутились вокруг событий вчерашних дня и ночи. Они стали складываться в какие-то неожиданные для меня самого выводы, сомнения и предположения, но я не погрузился с головой в теплые, успокаивающие воды размышлений, как прошлой ночью,

чувство реальности как никогда было со мной, я чувствовал себя, как часовой на посту. Работа ума — не такой уж медленный процесс, и когда думаешь о важном, время может лететь очень быстро. Довольно скоро, как мне показалось, дверь, которая оставалась чуть-чуть приоткрытой, распахнулась и из комнаты вышел доктор Винчестер, на ходу снимая с лица респиратор. Он вывернул его внешней оболочкой наружу и аккуратно понюхал.

— Я ухожу, — сказал он. — Рано утром вернусь, если, конечно, за мной не пришлют раньше. Сегодня, кажется, все спокойно.

Затем появился сержант Доу. Он тихо вошел в комнату и занял место, освобожденное доктором. Я по-прежнему оставался снаружи, но каждые несколько секунд заглядывал в комнату. Это делалось скорее для формы, чем ради какой-то определенной цели, поскольку в комнате было так темно, что даже в свете, просачивающемся из коридора, трудно было что-либо разглядеть.

За несколько минут до полуночи из своей комнаты появилась мисс Трелони. До того как отправиться к отцу, она побывала в комнате сестры Кеннеди. Через несколько минут она оттуда вышла, как мне показалось, в несколько более приподнятом настроении. Она несла в руках свой респиратор, но перед тем как надеть его, спросила, не произошло ли чего-нибудь необычного с того момента, когда она пошла спать. Тихим шепотом — поскольку ночью в доме громко не разговаривали — я ответил, что все было хорошо, не случилось ничего особенного. Потом мы натянули на лица респираторы и вошли в комнату. Детектив и сестра поднялись, и мы заняли их места. Последним из комнаты вышел сержант Доу. Он, как мы договорились, закрыл за собой дверь.

Некоторое время я сидел молча, но мое сердце билось беспокойно. Помещение заполняла зловещая темнота. Единственным источником света была тусклая лампа, но из тьмы она выхватывала лишь круг на потолке, если не считать изумрудного мерцания ее освещенного изнутри абажура. Свет, казалось, только подчеркивал темноту, царившую в комнате. У меня, как и прошлой ночью, стало складываться впечатление, что эта темнота начала жить своей собственной жизнью, обретя способность ощущать, что творится под ее покровом. Мне совершенно не хотелось спать, и, более того, подходя каждые несколько минут к постели пациента, я замечал, что мисс Трелони тоже была настороже. Каждую четверть часа один из полицейских, слегка приоткрыв дверь, заглядывал в комнату. И мисс Трелони, и я, не снимая респираторов, каждый раз говорили им: «Все нормально», после чего дверь снова закрывалась.