Сафари для жизни. Как сделать мечты реальностью и никогда не переживать о потраченном времени - Джон П. Стрелеки

– Ну, коз ведь и продать можно, – предположил я.

– Продать моих козочек? Да я всю жизнь работал, чтобы завести такое большое стадо. Кроме того, это единственное, что я умею делать хорошо.

– Может быть, вы могли бы еще чему-нибудь научиться, – возразил я. – Сколько времени вы учились пасти коз?

– С козами учиться не перестаешь никогда, – с укором заметил он. – Работенка всегда найдется. Будь я свободен, как вы с Ма Ма Гомбе, может, тогда у меня и появилось бы время подумать о своей Большой пятерке для жизни. Вам-то легко! А мое стадо с каждым годом становится больше и больше. Мне это потруднее будет.

Наш разговор продолжался в этой очень знакомой манере еще пару минут. Ма Ма Гомбе сидела молча, и я наконец тоже умолк. Вскоре пастух поднялся на ноги.

– Ну, мне пора, – сказал он. – Дел по горло. Посидел бы я тут, с вами, полюбовался видами, подумал о своей Большой пятерке, как вы двое, да только кому-то надо заботиться о козах.

Когда он ушел, я повернулся к Ма Ма Гомбе:

– Ты за время этого разговора и двух слов не сказала.

Она улыбнулась.

– Я думала, тебе стоит самому разобраться, кто он такой.

– Он мог бы столько сделать, – вздохнул я. – Почему он не продаст половину своего стада и не оставит себе половину обязанностей? Или не наймет кого-нибудь приглядывать за стадом? Он так вцепился в свое недовольство, что не видит, что оно мешает ему двигаться вперед. Говорит, что, когда у него будет больше свободы, тогда и подумает о своей Большой пятерке для жизни. Когда станет счастливее, тогда и будет думать о ней. Не понимает, что, если бы начал воплощать свою Большую пятерку, то у него были бы и свобода, и счастье. Ему следовало бы просто…

– Нет, юный Джек, – перебила меня Ма Ма Гомбе. – Еще раз: будь осторожнее со словами. Если мы не хотим, чтобы нам указывали, что мы должны делать со своей жизнью, то и сами не должны указывать другим. Это его жизнь. И те трудности, которые ты увидел, – это его трудности. Ему их и преодолевать.

– Да просто мне кажется, что у него столько разных вариантов, чем можно было бы заняться, – пробормотал я.

– Это правда. Но он должен решать, а не ты и не я. Если бы вы еще немного поговорили, Эпелпо рассказал бы тебе, что он делает то, что делает, ради своей семьи. Он много раз говорил мне, что жена и дети зависят от него, и поэтому измениться он не может. Когда Эпелпо начинал свое дело, у него было пять коз. Со временем он довел их число до двадцати, а потом и до размеров нынешнего стада, в котором коз много-много. Однако он все время беспокоится, что этого недостаточно.

– А сколько у него детей? – спросил я.

– Пятеро, – ответила Ма Ма Гомбе. – И особой близости между ними нет. Бо́льшую часть своей жизни он проводит в поисках лучших пастбищ, на которых козы смогут нагулять жир и родить здоровеньких козлят. Тогда у него будет много коз для семьи. Теперь почти все его дети уже выросли. Они очень мало общаются с отцом, мало что помнят о нем, кроме его приходов и уходов. Зато коз у них много. И таков его выбор.

Мы все еще сидели под деревом, и я думал о словах пастуха.

– У тебя еще был потом ребенок, Ма Ма Гомбе? – наконец спросил я. – После того, как ты ушла от мужа, когда он избил тебя?

– Да, – сказала она и улыбнулась. – Двое. Сын и дочь.

– И где они сейчас? – спросил я.

Она помолчала и перевела взгляд на горизонт.

– Африка забрала их назад, – ответила она.

– О, прости!

– Не проси прощения, юный Джек. Ты тут ни при чем, а они прожили замечательную жизнь. Каждый из них осуществил свою Большую пятерку и прожил жизнь, о которой большинство людей могут только мечтать.

– Трудно было с ними расставаться? – спросил я.

– Это же дети, – ответила она. – С ними всегда трудно расставаться. Когда они живы, хочешь уберечь их от опасностей. Когда их нет, понимаешь, что они просто завершили эту часть своего пути, но все равно скучаешь по ним. Расставаться с ними всегда тяжело. Но каждый из нас приходит сюда преодолевать собственные трудности. Пытаться защитить детей от испытаний, которые они сами выбрали, значило бы просто сделать их испытания еще более трудными, а знаки судьбы – еще более суровыми. Работая стряпухой у того проводника, я видела то, что навсегда наложило свой отпечаток на мой подход к детям. Во время одного путешествия с нами были мужчина и женщина из другой страны. По вечерам мы разговаривали о том, какова жизнь там, откуда они приехали. В то время у меня не было собственных детей.

Однажды вечером женщина рассказала мне, что они отправились в эту поездку потому, что у ее мужа была тяжелая депрессия. Когда я спросила отчего, она объяснила, что их единственный сын ушел из дома в девятнадцать лет и завербовался в армию. Вскоре после этого он был убит в какой-то далекой стране. После того как это случилось, ее муж все больше и больше уходил в себя, и, наконец, врачи предложили в качестве возможного лекарства эту поездку.

Я спросила ту женщину, были ли ее муж и сын близки. «Нет, – ответила она, – и я думаю, отчасти поэтому ему так трудно. Муж очень много работал, чтобы наш сын мог учиться в лучшем колледже. Он работал по шесть, иногда по семь дней в неделю, и каждый день задерживался на работе допоздна. Ему не нравилось то, чем он занимался, но он хотел, чтобы наш сын учился именно там. Но ничего не вышло. Когда сыну пришло время поступать в колледж, он сказал, что учеба его не интересует. Они постоянно ссорились из-за этого. Наконец однажды сын пришел домой и сказал, что вместо учебы пойдет служить. А через пять месяцев погиб. Мы так и не смогли понять, почему он принял решение уйти в армию».

«А почему ваш муж хотел, чтобы сын учился в лучшем колледже?» – спросила я ее.

«Чтобы он смог получить хорошую работу», – объяснила она.

«Ваш муж в юности учился в хорошем университете?»

Она ответила утвердительно.

«А потом устроился на то место, где так много работал?» – продолжала я.

«Нет, не сразу. Но когда наш сын подрос, он решил, что ему нужна эта работа, чтобы заработать сумму денег, необходимую, чтобы отправить сына на учебу».

«И эта работа ему не нравилась?»

«Нет, – сказала женщина. – Эта работа не приносила ему удовольствия, и, как я уже говорила, он работал круглые сутки. Он делал это для того, чтобы сын мог учиться в хорошем месте. Когда в итоге вместо учебы он ушел в армию, это глубоко ранило мужа. И когда нашего сына убили, он впал в глубокую депрессию».

«Ваш сын знал, что отец хотел, чтобы он учился в хорошем университете и получил потом хорошую работу?» – уточнила я. «Да», – сказала она.

Ма Ма Гомбе посмотрела на меня.

– Для меня это был очень трудный вечер, юный Джек. Иногда мы стоим настолько близко к какой-то вещи или явлению, что не можем разглядеть, что это такое. В этом случае мне удалось увидеть то, чего не видели они. Представь себе, каково было их сыну! Он сделал бы что угодно, только бы не учиться, потому что поступить в колледж значило бы принять ответственность за несчастную жизнь отца. Он взял бы на себя вину за то, что стал причиной, по которой его отец променял свою жизнь на деньги, – причиной того, что его отец занимался работой, которая ему не нравилась. Никто не захотел бы брать на себя ответственность за то, о чем даже не просил! А еще он понимал, что «хороший университет», ведущий к «хорошей работе», означал бы для него точно такую же жизнь, как у его отца. Это не назовешь идеальным будущим.