Мокко. Сердечная подруга - Татьяна де Ронэ

Мимо нашего столика прошла молодая женщина в откровенном наряде, оставлявшем на виду колечко в пупке.

– Хороша кошечка, правда? – пробормотал Стефан.

С этого обычно начинались наши разговоры о женщинах – настоящий ритуал с шифром, языком жестов, правилами. К примеру, мы никогда не использовали слово «женщина». На горизонте возникла аппетитная самочка? Мы называли ее «киска», «крошка», «цыпочка». Но если на нашем пути попадался экземпляр не первой молодости или толстуха, то в ход шли «старушка», «страшилка» или «жиртрест».

Супруг между собой мы называли «моя» либо пренебрежительно «жена». Тем, кого хотели соблазнить, шептали на ушко «зайка», «крошка», «звездочка» или «моя милая». И это было очень удобно. По крайней мере, для Стефана, но не для меня.

Женщины! Только это нам и осталось. Мы со Стефаном редко говорили о чем-то другом. Деньги? У меня их не было. Автомобили? Не стоит даже начинать: зарплата не позволяла мне колебаться между «BMW 725 TDS» и «Mercedes C250 TD». Спорт? Стефан интересовался «Формулой-1» и теннисом, а я – футболом.

Разговаривать о женщинах – это было целое искусство. И мы никогда не уставали обсуждать эту тему. Согласно классификации Стефана, существовало три типа женщин: «горячие», «неносибельные» и «святые». «Главное – вовремя определить, с кем имеешь дело!» – заявлял он и в сотый раз излагал правила, которым я следовал с прилежанием адепта тайного учения. Итак: «обходить стороной «неносибельных» и «святых», исключение – форс-мажор, к примеру, если напился или тебе очень одиноко. Никогда не приводить «цыпочку» в семейное гнездышко, в этом случае предпочтительнее отель. Всегда пользоваться презервативом и заранее придумать объяснение для супруги, если когда-нибудь резинка случайно попадется ей на глаза».

Золотым считалось следующее правило: «Никакого секса с женщиной, когда она «нездорова», иными словами – «невтыкаема». Даже если «крошка» хороша, как богиня, но у нее месячные, она несет мужчине несчастье!» В этом вопросе Стефан был категоричен. Да и какие могут быть сомнения, ведь это черным по белому написано в Библии!

Естественно, Элизабет с самого начала невзлюбила Стефана, наши с ним перемигивания и секреты. Думаю, она догадывалась, о чем мы обычно разговариваем. Но больше всего она злилась на меня из-за нашей со Стефаном близости, пусть и дружеского характера. Это ему я демонстрировал свою привязанность, его уважал, с ним делился своими мыслями, ему, а не ей, доверял.

Я признался Стефану, что после операции у меня ни разу не было женщины. Его голубые глаза расширились от удивления. Но это же ненормально! Мне надо срочно наверстать упущенное! Мужчина без сексуальной жизни перестает быть мужчиной! Напрасно я пытался объяснить, что снижение либидо после операции по пересадке сердца – это нормально. Доктор говорил об этом.

Но Стефан меня не слушал. Лицо его стало серьезным. Он сказал, что с некоторых пор я сильно изменился. Он стал развивать эту тему, а я слушал его, пока меня вдруг не посетило странное ощущение, будто я удаляюсь от него с каждой секундой все дальше. Теперь я смутно различал лишь его ярко-синюю спортивную куртку и золотистое облако волос. Скоро его плечистая фигура вообще пропала из моего поля зрения.

– Ты меня не слушаешь! – нервно и обиженно заявил Стефан. – Ты сам не свой! Ночь любви, и к тебе вернется энергия, поверь! И мы тебе это сейчас устроим. У меня есть одна девочка, она все сделает по первому разряду. Сейчас я ей позвоню. – И он взмахнул своим мобильным, словно это была волшебная палочка. – Не волнуйся, Бутар! Любовь – как велосипед: раз научился, и это с тобой на всю жизнь! Ты справишься!

Отмахнувшись от моих возражений, он набрал номер. Занято.

– Дело дрянь! – выругался Стефан. – Надеюсь, она не завела себе постоянного дружка…

Я молился про себя, чтобы так оно и было.

– Знаешь, старик, – громогласно начал он, – порядочные женщины – как артишоки: и у тех, и у других до самого интересного надо еще докопаться!

И он громко расхохотался. Посетители за соседними столиками стали оборачиваться, чтобы посмотреть на нас. Мне вдруг стало стыдно находиться с ним рядом. Куда подевалось наше былое взаимопонимание? Что такое могло произойти, что после разлуки в несколько месяцев мне вдруг стало не о чем с ним говорить?

И почему эта шутка с артишоком встала мне поперек горла?

* * *

Скоро мне предстояло вернуться на работу. Это меня совсем не радовало. Я чувствовал себя ребенком, который с ужасом ждет окончания каникул. Осталось всего несколько недель свободы! Париж раскрыл мне свои объятия – земля чудес, которую я никогда не давал себе труда исследовать. Я с утра до вечера бродил по городу, позволяя внезапно проснувшемуся чутью направлять мои шаги. Иногда компанию мне составлял Матье.

Однажды в субботу после полудня мы прогуливались по кварталу, в котором я почти не бывал. Мне вдруг захотелось узнать, что таит в себе здание с впечатляющим фасадом на бульваре Осман, располагавшееся чуть в стороне от авеню и тем самым нарушавшее ее монотонность. Оказалось, что это – музей Жакмар-Андре, в экспозицию которого входили мелкие столярные изделия, настенные ковры и гобелены, мебель и картины. Насладившись созерцанием предметов повседневного обихода, принадлежавших прошедшей эпохе, мы поднялись по лестнице, поддерживаемой двумя мраморными колонами. Она привела нас вовсе не к спальням, а к коллекции итальянской живописи.

Целый этаж был отдан под имитацию жилища флорентийского дворянина, и все предметы меблировки несли на себе отпечаток Кватроченто: инкрустированные оконные переплеты, изображения Мадонны с младенцем, глазурованная керамика. Мне показалось, что я вернулся во Флоренцию, когда передо мной предстали комнаты с кессонным потолком, концентрация скульптур, фресок, пилястров, картин в овальных рамах и фаянса в которых поражала воображение.

В последнем зале, темном и мрачном, находились картины. Матье следовал за мной без особой охоты: у него было назначено свидание. Но, желая доставить мне удовольствие, он сделал вид, что любуется колоритным Беллини и великолепным Мантеньей. А потом потянул меня за рукав, чтобы сообщить, что уходит. И в это самое мгновение я увидел ее!

Картина позвала меня из противоположного конца зала. Она влекла меня к себе, когда я был еще далеко, и я ответил на этот зов, как кусок металла отвечает на зов магнита. Полотно было написано тем же художником, чья работа вызвала у меня такую бурю восторга во Флоренции. Да, это была его рука, поразительно точная, почти бесхитростная; те же цвета – яркие, современные, и та же дерзкая перспектива.

Я наклонился к маленькой позолоченной пластине, чтобы прочесть имя художника: Паоло Уччелло (1397–1475), «Святой Георгий с драконом».

Когда я стал рассматривать дракона, то почувствовал, как сердце начинает биться быстрее. Его пронзенная копьем глотка, раскрытые крылья, усыпанные симметричными черными кругами, и скрученный от боли хвост пугали меня не меньше, чем изображенную у него за спиной девушку с застывшим лицом и сложенными в молитвенном жесте руками.