Стразы - Инга Максимовская

Алекс уходит, оставив меня одну. Я высовываю голову в дверной проем, а потом, убедившись, что рядом никого, торопливо сольжу в синюю комнату. Ненавижу этот ад, но она ближе всего к пыточной. Рубашка пахнет ИМ, моим желанным чудовищем. Теперь я знаю точно, он дан мне свыше. Я словно одурманена им, и эта пульсирующая на его виске вена. Мне все время хочется коснуться ее. Он дарит мне, то что я действительно желаю. Боль – очищающую, озаряющую, помогающую сбежать от действительности. Это сильнее наркотиков и алкоголя. Чистое, нескончаемое облегчение. Мой муж научил меня не чувствовать ничего. Сейчас умение ощущать, желать, хотеть возвращается. Я подставляю тело под обжигающие, тугие струи. Конечно я опоздаю. Даже ради того, чтобы вновь увидеть грозовые стальные тучи в его глазах. Конечно, я снова его ослушаюсь. Ведь мне так нравятся его наказания. Мне нравится чувствовать его член внутри себя.

Он еще не понимает, что наша игра только начинается.

Я выхожу из душа, завернувшись в полотенце и обнаруживаю раскинутое на кровати платье из золотистой парчи. Интересно, кто позаботился? Ткань холодит распаренную кожу, даруя удовольствие, сродни сексуальному. Туфли в тон стоят на ворсистом ковре. Смотрюсь в зеркало, и решаю распустить волосы, собранные в причудливую прическу. Да, так лучше. Каштановые волны струятся по плечам. Я нравлюсь себе. Пятнадцать минут прошло. Выхожу в коридор, стараясь не оглядываться на свои покои. Я никогда к ним не привыкну.

- Китти,- голос отвратительно сладкий. Передо мной стоит Олег. Он пьян, но не настолько, что не отдает отчета своим действиям.- Мы все тебя заждались.

- Меня ждет Алекс,- отвечаю спокойно, хотя сейчас хочу бежать со всех ног. Взгляд мужчины очень красноречиво говорит о его намерениях.- Вы же не хотитте, чтобы он расстроился, не так ли?

- Да плевал я на этого мудака,- ухмылка пересекает полное лицо. Меня тошнит, когда чужая ладонь больно сдавливает мою грудь, оставляя на белом полукружье винного цвета пятна. Этот зверь страшнее моего Алекса. Он безумен, и его сумасшествие подогревается алкогольными, дурманными парами. – Ты сладкая, Китти. Должен признать, из всех баб Беркута ты самый яркий камешек. Так он вас зовет? Неужели тебе нравятся его болезненные фантазии?

-Пусти,- шиплю, понимая, что не справлюсь с этим ублюдком, но выиграть время смогу. Мысленно представляю, как впиваюсь ногтями в лоснящуюся самодовольную физиономию. Он сграбастывает меня своими лапищами, и тащит в синее безумие, я бьюсь в отвратительных руках, но тщетно. Олег не дает мне возможности защищаться. Поворачивает ключ в двери. Потные пальцы оттягивают лиф платья, пока слюнявые чужие губы блуждают по моей шее. Я выворачиваюсь из медвежьего захвата, и все же вцепляюсь в его щеку.

- Сука! – рев ублюдка перебивает мой крик. Удар, такой силы, что мне кажется, у меня оторвалась голова. Сползаю по стене, ударившись спиной. Комната кружится в глазах. А тварь не успокаивается. Сдирает с меня платье. В голове мелькает задорная мысль, что если так дальше пойдет я останусь без гардероба. Еще удар. Эта боль другая. Не такая, которую мне дарит Алекс. Так бил меня Женька. Просто для удовольствия. Просто, чтобы я до смерти броялась. Только бы успеть потерять сознание, прежде чем эта мразь добьется того, за чем пришел. Он уже без брюк. Я чувствую на бедре его вялый член, и понимаю, что сейчас меня вырвет.

- Алекс,- с губ срывается крик. Снова пощечина, чужие пальцы раздвигают меня, и снова кричу, из последних сил, понимая, что меня никто не услышит в этом огромном доме.

- Ты даже не мокрая, сучка,- погано улыбается насильник, проникая в меня пальцами,- что ж, тебе же не привыкать к боли, детка? В конце - концов, я и не обещал, что приятно будет тебе.

Я плюю ему в рожу, собрав последние силы и тут же получаю сокрушительный удар в солнечное сплетение, заставляющий задохнуться, заорать от раздирающей внутренности боли. Зажмуриваюсь, приготовившись к неизбежному. Алекс был прав – я грязная шлюха. Непослушная идиотка. Я даже сама себе противна. Грязная, отвратительная дрянь.

Удар. Я открываю глаза, глядя на сотрясающуюся от ударов дверь. Еще один удар. Дорогое дерево трещит, с грохотом ударяясь в стену. Можно дольше не стараться удерживать уплывающее сознание. Тяжелые свинцовые тучи, в которые я заглядываю, горят яростью.

- Алекс,- шепчу я разбитыми губами.- Я ждала.

- Она моя,- хрипит Беркут. – Ты гребаная мразь. Эмма моя.

Я наконец могу дышать, когда он поднимает с меня каменное тело Олега. Словно сквозь запотевшее стекло, смотрю как мой хозяин выволакивает насильника в коридор, и наконец проваливаюсь в тяжелое забытье, упав прямо к ногам Лиса. Качаюсь в руках здоровяка, который несет меня куда –то. Чувствую обволакивающую мягкость. Кровать. Это кровать в моем персональном аду. Прихожу в себя. Нет, я не могу быть здесь. Ни минуты, ни секунды. С трудом перекатываюсь в ставшем вдруг раскаленным ложе. Падаю на пол и ползу в спасительную тьму туалета.

- Эмма, хозяин приказал вам лежать в кровати,- черт. Лис, он не ушел.

- Ты теперь моя нянька? – пытаюсь ухмыльнуться я, но выходит плохо. Губы напоминают кровавые сгустки. Слиплись и адски болят. – Где он? Где этот чертов Беркут, мать его? – я уже кричу, чувствуя приближение истерики. Лис снова переносит меня в постель. Молча, словно не слышал моего крика. Смотрит как на маленькую, глупую мышку, попавшую в капкан.

- Я бы все же рекомендовал вам прислушаться к моим словам, Эмма. Не вставайте, пока врач вас не осмотрит. Вы сильно ударились головой. Хозяин заботится о своих вещах.

Он разворачивается ко мне спиной и уходит, больше не говоря ни слова. Оставляет меня одну, наедине с нескончаемо болезненными страхами.

Не могу лежать. Мне нужно хоть какое - то действие, хотя бы видимость спокойствия и нормальности. Встаю с кровати, борясь с головокружением и иду в ванную. В заркале отражается растрепанная, похожая на больную панду женщина. Тушь под глазами размазалась, ссадины на щеке горят, словно присыпанные солью. Я расстегиваю молнию на платье, которое тут же падает к моим ногам, шелестя как прошлогодняя листва. Рассматриваю себя. Да уж, Олег порезвился на славу. Такие отпечатки любил оставлять на моем теле Женька. Точь в точь, как под копирку. Сломанная когда – то мужем рука, отдается болью. Лицо пересекает ухмылка. Душу рвет в клочья старая боль.

Алекс появляется позади меня, как призрак. Тут же заполняет собой немаленькое пространство ванной. Пахнет кровью, и ИМ. Я рассматриваю его отражение, не повернув головы. На нем нет смокинга, волосы растрепаны. По белоснежной рубашке расплываются алые, похожие на маки, кровяные пятна.

- Он успел? – задает вопрос Алекс.

- Ты снес с петель дверь,- пытаюсь улыбнуться я. Выходит плохо. Губы раздирает боль.- Алекс, прости меня. Если бы я следовала твоим правилам, этого бы не произошло.

- Эмма. Ты моя. Только моя и ничья больше,- шепчет он в мои губы, которые раздирает тонкая, щемящая боль, от чего по бедрам начинает течь.