Вечная месть - Крейг Расселл

Гамбург любил делиться с другими своим видением будущего, и на берегу Эльбы возвели двухсотметровую смотровую площадку в форме высокого корабельного мостика с английским названием «Hafencity Viewpoint»[4], начертанным на ярко-оранжевом боку. Перед посетителями с площадки открывалась круговая панорама будущего. В одной стороне можно было увидеть, как идет строительство новой Оперы. Ее ультрасовременная крыша возвышалась, как волны или паруса, на конце старого торгового причала Кайзпайхер А. С другой стороны был виден новый терминал для пассажирских лайнеров, а за ним — излучина Эльбы, где река изгибалась и пестрела металлическими мостами. Повсюду вокруг смотровой площадки земля была очищена, выровнена и лежала, обнаженная, в ожидании новых блестящих облачений.

Фабель оставил машину на импровизированной стоянке метрах в двухстах от смотровой площадки. На стройплощадке уже присутствовали двое полицейских в форме и занимались своим обычным делом — огораживали места событий. В данном случае их старания были излишними. Археологи сами по себе люди методичные, и котлован уже был огорожен и разбит на квадраты. Шагая по стройплощадке, Фабель заметил знакомую физиономию Хольгера Браунера, шефа команды экспертов-криминалистов. Браунер был в белом рабочем комбинезоне и синих бахилах, но без маски на лице и без капюшона. Он беседовал с высоким мужчиной моложе его, с длинными темными волосами, стянутым в хвост. Бледно-зеленая футболка и чуть более темные широкие штаны с накладными карманами болтались на угловатой фигуре молодого человека. Когда Фабель подошел, они одновременно повернулись к нему.

— Йен… — просиял Хольгер Браунер. — Это герр доктор Шевертс из департамента археологии Гамбургского университета. Он главный на этих раскопках. Доктор Шевертс, это главный гаупткомиссар Фабель из Комиссии по расследованию убийств.

Фабель пожал Шевертсу руку. Ладонь археолога оказалась мозолистой и жесткой, будто в нее впечатались песок и земля, в которых Шевертс копался. Очень подходяще к цвету его одежды, словно сам Шевертс был порождением земли.

— Мы с доктором Шевертсом обсуждали, насколько близки наши с ним профессии. Вообще-то я объяснял, что мой заместитель Франк Грубер куда больше подходит для этого конкретного дела. Он учился на археолога, прежде чем переключиться на криминалистику.

— Грубер? — переспросил Фабель. — Я и понятия не имел, что он был археологом.

Грубер был членом команды Браунера чуть больше года, но Фабель уже понял, почему тот сделал его своим замом. Грубер при изучении места преступления проявил свойственное Браунеру умение видеть и детали, и общую картину. Фабеля не очень удивило, что Грубер учился на археолога: умение читать ландшафт и место преступления требовало схожего склада ума. Фабель вспомнил, как однажды спросил у Грубера, почему тот стал криминалистом. «Мы обязаны найти истину ради мертвых» — был его ответ. Это впечатлило Фабеля. Этот ответ отлично подходил и для археолога.

— Потеря для археологии — выигрыш для криминалистики, — усмехнулся Браунер. — Мне повезло, что он у меня в команде. Вообще-то у Франка есть интересное дополнительное занятие. Он восстанавливает лица скелетизированных археологических находок. Ему шлют черепа на реконструкцию изо всех университетов. Я всегда считал, это умение может весьма пригодиться для идентификации неизвестных жертв. Кто знает — возможно, именно сегодня этот день настал…

— Вряд ли, — возразил Шевертс. — У этой жертвы лицо сохранилось. Пройдемте сюда, герр гаупткомиссар.

Археолог подождал, пока Фабель натянет синие бахилы, которые дал ему Браунер, а затем повел его за собой по месту раскопок. В одном углу почва была срыта чуть глубже, широкими ступенчатыми пластами.

— Мы воспользовались подготовкой к строительным работам, чтобы проверить тут все на предмет выявления остатков строений раннего Средневековья. Здесь в основном пролегали болота, а временами разливалась река — все же это естественный залив и точка пересечения…

— Главный гаупткомиссар Фабель изучал историю европейского Средневековья, — перебил археолога Браунер.

Мысль, что полицейский из Комиссии по расследованию убийств может иметь академическое образование, настолько поразила Шевертса, что он остановился и уставился на Фабеля откровенно оценивающим взглядом. Лицо Шевертса было узким и длинным. Через пару секунд он расплылся в улыбке:

— Правда? Здорово!

И он снова повел Фабеля с Браунером в угол раскопок. Они спустились на пару уровней и оказались на участке площадью примерно пять квадратных метров. Каждый уровень был четким и гладким, и Фабель заметил, что по-прежнему может читать земельные пласты вокруг них. Он отлично представлял, сколько терпения потребовалось для этой кропотливой работы, и с трудом сдержал смех, представив тут Вернера.

Раскопанный грунт под ними был полосатый, как и слой камней, лежащий рядом. Странная смесь светлого песка, сухой черной земли и какого-то блестящего грубого силиката, сверкающего на солнце. Поверхность утыкана кусками чего-то похожего на грубую дерюгу, затем ближе к краям участка более целые булыжники и камни. В углу раскопок из земли выдавалась верхняя часть тела мужчины. Он лежал на боку спиной к ним, но под небольшим углом; тело оставалось в земле по пояс, и от этого казалось, будто оно лежит в постели.

— Мы нашли его рано утром, — пояснил Шевертс. — Команда любит начинать работу с утра пораньше. Спускаться сюда до того, как начнется суета вокруг.

— Кто его нашел? — спросил Фабель.

— Франц Брандт. Это мой аспирант. После того как выкопали достаточно, чтобы определить, что этот человек жил не так давно, мы прекратили раскопки и вызвали полицию. Мы сфотографировали и задокументировали каждую стадию раскопок.

Фабель с Браунером подошли к телу поближе. Мертвый мужчина был одет в пиджак из грубой серой саржи. Они обошли вокруг тела, желая увидеть лицо. Худенькое, бледное и сморщенное, прикрытое тусклыми прядями светлых волос. Закрытые глаза ввалились внутрь, а шея казалась слишком тонкой и хрупкой для по-прежнему белого воротника рубашки. Кожа мертвеца походила на старый пожелтевший пергамент, а широкую, четко очерченную челюсть покрывали клочки двух-трехдневной светлой щетины. Тело сильно усохло, что затрудняло определение возраста мертвеца, но что-то в его лице, да и клочки щетины на подбородке подсказывали: этот человек был молод. Губы слегка раскрыты, словно он мог вот-вот заговорить, а одна рука будто сжимала что-то в воздухе. Что-то невидимое живым.

— Вряд ли он тут давно. — Фабель присел на корточки. — Насколько я вижу, разложение его практически не затронуло. Но это самый жуткий труп, что мне доводилось видеть. Он выглядит так, словно умер от голода.

Поднявшись, Фабель озадаченно осмотрелся.

— Кто-то очень старался, чтобы зарыть его так глубоко. Не понимаю, как это удалось провернуть незаметно, пусть даже ночью.

— Никто его не зарывал, — сказал Шевертс. — Нет никаких признаков, что почву вокруг него тревожили.