Воссоединение - Эми Сильвер

Джен поставила перед ним тарелку яичницы с сосисками.

– Надеюсь, ты сможешь убедить ее остаться, – сказала она. – Прошло так много времени, Эндрю. Мы слишком долго не виделись.

Быть может, дело было в желании оградить Натали, а может, просто игра кофеина в крови сделала его легкомысленным и покладистым, но он подавил в себе побуждение выпалить: «А чья это вина, Джен?» Вместо этого он спросил:

– Как давно ты здесь живешь? Ты действительно живешь здесь или по-прежнему обитаешь в Париже? Здесь у тебя просто отпуск? – Все его вопросы сводились к одному: я ничего не знаю о твоей жизни.

Джен села напротив него, зажав обеими руками чашку с кофе и наклонив голову; при этом волосы ее падали вперед, так что он не мог разглядеть выражения ее лица.

– Я решила переехать обратно в Англию, – сказала она тихо. – Не хочу больше здесь оставаться. И я не имею в виду конкретно здесь, я имею в виду во Франции. Что же касается этого дома, то я уже сказала. Он такой уединенный, это не то место, в котором… Словом, здесь одиноко. И повсюду, куда я ни посмотрю, в каждой комнате, на каждой стене, на каждой балке, дверной петле и дверной ручке, на столе, за которым мы сейчас сидим, присутствуют напоминания о том, как здесь было когда-то. Напоминания о том, что когда-то здесь было все что угодно, кроме одиночества, здесь были мы, и нас было много. – Она подняла на него взгляд и улыбнулась. – К тому же это непрактично. Так что я решила продать дом и переехать в Англию. И я хочу… – голос надломился, и она замялась. – Послушай, я знаю, что не заслуживаю этого, но я хочу снова войти в вашу жизнь. И хочу, чтобы вы стали частью моей жизни. Хочу познакомиться с вашими дочерьми… – Она подняла руку, чтобы не дать ему возразить. – Да, знаю, это несколько поздновато, но я все равно прошу. Я прошу вас меня простить.

1 января 1998 г.

Лайла молча стояла на ступенях лестницы, подслушивая. Она напряженно вслушивалась в то, что говорилось, стараясь разгадать настроение. До нее доносились голоса лишь Эндрю и Джен, больше ничьи. Джен говорила о продаже дома и переезде в Англию. О боже, может, она умирает? Впрочем, она не похожа на умирающую. У нее вполне цветущий, рубенсовский вид. Лайла на цыпочках спустилась еще на несколько ступенек. Сейчас Джен извинялась перед Эндрю.

За что? Вряд ли только за то, что пригласила его, не сообщив полный список гостей. Вероятно, она говорила о прошлом. О том, как она уехала. Да, конечно, это было довольно бездушно, но Лайла и сама могла поступить точно так же, будь она на месте Джен. Просто удрать, начать все с нуля. Нет ничего хуже, чем бесконечное препарирование и пережевывание прошедших событий. Лучше засунуть все это куда-то подальше и забыть. Лайла сомневалась, что Эндрю это поймет. Его реакция на переломные события была противоположной: он любил исследовать все до мельчайших подробностей, словно таким способом можно было отыскать некий глубокий смысл.

Она решила выскочить на улицу, выкурить сигаретку, перед тем как встретиться с остальными. Задевая полами красного шелкового халата о каменные стены, она бесшумно прокралась мимо входа в кухню, подняла тяжелый засов на входной двери и выскользнула на снег.

От холода у нее перехватило дыхание; такое ощущение, будто в лицо ей выплеснули ведро ледяной воды. Было светло почти до боли в глазах, солнце, отражаясь от снега, ослепляло. Она пожалела, что оставила темные очки наверху, пожалела, что не оделась как следует, прежде чем выходить сюда: легкое белье, тонкий слой шелка и сапоги-угги были недостаточной защитой от холода. Тем не менее она закурила, глубоко затянулась и впервые с момента прибытия почувствовала, что приехать сюда было хорошей идеей.

Она не слишком об этом задумывалась, но если бы ей вдруг сказали, что Французский дом продан и она уже никогда туда не вернется, ей стало бы грустно. Она бы пожалела, что уже никогда не сможет постоять на этой ступеньке и посмотреть на просторную лужайку перед домом, на каменную стену и то, что за ней. Этот вид что-то включал у нее внутри. Нет, не так – находиться здесь было все равно как приподнять какое-то покрывало; это позволяло ей еще раз ясно увидеть вещи, давно затуманившиеся. Это возвращало фрагменты воспоминаний, что-то похожее на эхо, мерцающие образы, немое кино на стене.

Она вспомнила, впервые за все время, какую-то ссору с Эндрю. Что-то незначительное, что-то смехотворно мелкое, кажется, она переключила радио на волну «Мелоди FM», тогда как он хотел слушать новости. Ссора разрослась, и в конце концов Лайла, надувшись, протопала вверх по лестнице, бросилась на кровать и укрылась с головой. Ей хотелось оказаться где-нибудь в другом месте. Ей надоел этот дом, надоела неослабевающая жара, пыль и паутина и чертова изнурительная работа. Ей хотелось оказаться в Жюан-ле-Пен на Антибе, куда она ездила вместе с матерью, когда была моложе, до того, как кончились деньги. Хотелось очутиться на частном пляже у отеля «Бель Рив». Неужели им обязательно проводить все лето в этом месте, неоплачиваемыми работниками папаши Джен.