Участок - Алексей Слаповский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ладно, ладно. Буквоед какой! – укорил Шаров. Кравцов же мысленно подводил итоги и понимал, что у него имеется один явно подозреваемый. И в «Поле чудес» надо бы заглянуть. Но тут примчалась Желтякова, жена кладоискателя, с криком, что от столба до ее дома какие-то паразиты ночью отрезали провода.
5
У дома Желтяковой какие-то паразиты ночью отрезали провода. Желтяков, мужчина беспечальный, с вечной улыбкой, встретил Кравцова весело:
– О, гляньте! Отхватили!
Лицо его при этом сияло так, будто ему сильно повезло. Но тут он посмотрел на жену и сделался преувеличенно озабоченным.
– Воровство – наша социальная проблема! – грамотно пожаловался он.
– Ты у меня социальная проблема! – не оценила его слов Желтякова. – Я тебе сколько говорила – лестницу на ночь убирать!
Действительно, лестница лежала тут же, у дома. И картина преступления была абсолютно ясна: кто-то поднялся по лестнице сначала у столба, а потом у дома. И обрезал. Масштаб не тот, что за околицей, но ведь должна быть какая-то связь!
Кравцов размышлял над этим и увидел длинного человека с длинной палкой на плече. Человек шел к дому Желтякова, но, увидев милиционера, вдруг решил свернуть. Однако заметил, что его заметили, и продолжил путь как ни в чем не бывало. С точки зрения человеческой такое поведение Кравцову не понравилось, но зато как следователю понравилось очень: явная загадка, требующая разрешения.
Подошедшим был второй кладоискатель Клюквин.
Желтяков его приходу ужасно обрадовался.
– Вот! – воскликнул он. – Рома за мной уже на работу пришел, а вы меня тут держите!
– Да кто тебя держит? – удивилась жена. – Иди уже, работник!
– Давно пора! – поддержал Клюквин, торопясь уйти, но Кравцов его остановил деликатным и простодушным вопросом:
– А что это такое у вас?
Клюквин охотно объяснил: это секатор. Ветки обрезать в яблоневых садах. А длинная палка, ясное дело, чтобы до высоких веток достать.
И он продемонстрировал: под навесом крыльца висела лампочка на проводе, Клюквин издали ловко подвел секатор, дернул за проволоку, чик – и лампочка упала, разбившись о толстый половик на крыльце с приятным звуком.
– Ты что делаешь, чумной? – закричала Желтякова.
– Так света же все равно нет, – объяснил Клюквин. А Желтяков улыбался во весь рот, радуясь юмору своего друга.
Кравцов же, однако, увидел в этом не только юмор. Ему показалось, что Клюквин не так прост, каким представляется. Вот рядом ветки деревьев свисают, почему он ветку не обрезал? Почему провод?
– А не одолжите на часок инструмент? – попросил он. – Меня, понимаете ли, в дом Максимыча покойного поселили. А там заросло все, так хоть пообрезаю немного.
Клюквин вдруг вильнул глазами, а Желтяков запротестовал:
– Нам самим работать надо!
Но Клюквин сообразил, что их поведение могут истолковать как-то нежелательно, и сказал:
– Ладно тебе, Костя. У нас в саду, в вагончике, еще есть. Обойдемся пока. Берите, пользуйтесь!
Кравцов взял секатор, но понес его не в дом Максимыча, а в медпункт к фельдшеру Вадику.
6
Кравцов понес секатор в медпункт к фельдшеру Вадику.
Он уже знал, что Вадика зовут в Анисовке юным химиком за пристрастие к химическим опытам. Он и в медицинское училище пошел потому, что туда химию сдавать надо было. Технолог винзавода Геворкян дружит с ним и регулярно приносит для анализа то экспериментальный сидр, то кальвадос (который, как известно, приготавливается не менее чем из тридцати сортов яблок и должен иметь точный химический состав). А еще Вадик поставил себе цель быть разносторонне образованным человеком, и половину стеклянных шкафов в медпункте вместо лекарств занимают тома энциклопедий по самым разным наукам.
Вадик, поняв, что Кравцов хочет использовать его как криминалиста-эксперта, обрадовался. Он взял соскоб с лезвия резака, бросил в пробирку, подлил чего-то и тут же заявил:
– Алюминий!
– И много?
– Ну, достаточно.
– После одного проводка столько не будет?
– Не должно.
– Ясно.
Кравцов показал Вадику и рукавицу. Вадик даже не стал подвергать ее анализу.
– Невооруженным взглядом видно: то же самое. Алюминий то есть. Вон, свежие полосы. Значит, Куропатов все-таки срезал?
– Ты-то откуда знаешь?
– Да все уже знают. А эта штука Клюквина, я его с ней видел. Он что, Куропатову помогал?
– Неизвестно, – сказал Кравцов. – У Желтякова еще зачем-то провода отрезали. Вроде простое дело, а какие-то сплошные загадки.
– Загадок у нас много! – похвастался Вадик. – Тот же сом. Или Дикий Монах бродит, которому сто лет с лишним. Или то же утопление Кублакова. У меня, между прочим, кое-какие данные есть!
– Да? И какие же? Нет, потом! – вдруг остановил Кравцов Вадика, который уже вдохновенно открыл рот.
Кравцов не любил при таких разговорах лишних людей, а лишний человек как раз в это время вошел в медпункт.
То есть это был не человек, а девушка. То есть девушка тоже, конечно, человек, но глядя на эту девушку, думалось о вещах, которые выше человеческих. Звали ее Нина, ей было семнадцать лет, и лицо у нее с самого раннего детства было такой небесной, ясной, чистой и спокойной красоты, что ни один сельский охальник не посмел повести себя с ней так, как обращался с прочими девушками. И прочие девушки не обижались за это на Нину. Обижаются ведь на тех, кто в чем-то тебя обошел, объехал, обогнал. А как обидеться на того, который не обходит, не объезжает, не обгоняет, а просто находится в совсем другой плоскости – хоть и ходит при этом все-таки по земле? Они не сердились на Нину даже за то, что она не курит, совсем не выпивает и не ругается матом; сами они в разной степени понемногу это делают не для баловства, а для жизненного опыта, для смелости и самостоятельности. Ну, и чтобы понравиться оставшимся в Анисовке парням.
Вадик в Нину безнадежно влюблен. Нина ничем ему не отвечает, но заходит к нему: все-таки человек культурный. И он помогает ей готовиться к экзаменам в сарайский университет; только она еще факультет не выбрала. Точные науки ее отпугивают своей точностью, а гуманитарные, наоборот, некоторой туманностью. Чего-то среднего она пока не нашла.
Войдя, она поздоровалась и села в уголке, спокойно глядя на Кравцова.
И тот почему-то смутился, поблагодарил Вадика за помощь и вышел.
И шел по улице задумчивый.
7
Он шел по улице задумчивый, а Людмила Ступина стояла на крыльце дома. В джинсах, в короткой футболке, красивая и странная в этой деревенской обстановке. Кравцов невольно замедлил шаги, и Цезарю это не понравилось. Он сразу что-то такое почуял. Он вспомнил о своей хозяйке Людмиле Евгеньевне, жене Кравцова. И ему почудилось, что от этой странной женщины исходит какая-то тайная угроза, хотя она приветливо улыбается.