Мальчик, который плавал с пираньями - Дэвид Алмонд

Стен выныривает из своего сна. Где он? Снова в Рыбацком переулке? Снова будет делать консервы? Нет, он в прицепе. А голос не дядин. Это Достоевски.

– Уже шесть утра, Стен. Пора ставить прилавок с утками. Давай-ка, сынок, за работу!

Установить утиный прилавок проще простого – всё в нём давно пригнано, деталь к детали. Уж сколько раз его собирали, сколько лет! Стен принимается помогать Достоевски. Так-так, надо скрепить доски болтами, поставить шесты для навеса, набросить навес по центру, расправить, натянуть, закрепить верёвки. Отойти на пару шагов. Полюбоваться. Прочитать алую вывеску:

Теперь можно достать пластмассовый бассейн для пластмассовых уток и водрузить его под навес, в центр.

Стену всё это ужасно нравится, ему вообще нравится заниматься всяким серьёзным делом. Трудиться. Он бегает взад-вперёд, на край пустыря и обратно, таскает воду в ведре из колонки – для бассейна. А по пути выясняется, что у него уже появились друзья: ему приветливо машут и даже окликают по имени.

Повсюду кипит работа. Все возводят шатры и киоски. Солнце светит всё жарче. Ярмарка растёт на глазах. Уже крутятся карусели для малышей – со столиками внутри чайных чашек. Уже зажужжали машинки с толстыми бамперами, закружилась цепная карусель. Вот и дом с привидениями, и поезд-призрак, и замок Дракулы. Рядом выросли тиры и тележки с кокосовым молоком и стружкой. Есть и хот-доги, и чипсы, и бургеры, и свиные окорока, и говяжья грудинка. Вон кибитка цыганки Розы – там к колышку привязан пони, а дальше – множество балаганов и прицепов с другими цыганскими именами на вывесках. Стен заполняет бассейн водой, чистит уток, пускает их плавать по воде. Выкладывает крючки рядком – для клиентов. Потом он наливает в полиэтиленовые пакеты вдоволь воды, пересаживает из садка золотых рыбок и развешивает пакеты на перекладине над прилавком. Каждой, каждой рыбке он шёпотом обещает, что она непременно попадёт в хорошие руки, к добрым людям. Тринадцатую рыбку он, конечно же, оставляет плавать в садке. И она плавает там, грациозно шевеля плавничками, изгибаясь и шепча: Прощайте, мои сотоварищи, прощайте.

И вот всё готово. Достоевски радостно хлопает в ладоши. Увидев, что Ниташа выглядывает из своего тусклого окошка, Достоевски гордо кивает на Стена: мол, во какой у меня помощник! Ниташа по-прежнему угрюма.

– Слушай, Стен, ты просто на свет родился для моего аттракциона! – восклицает Достоевски.

Раздобыв бумагу и ручку, Стен садится на траву и аккуратно выписывает «ОБЕЩАНИЕ». И дальше выводит букву за буквой, самым лучшим своим почерком:

Из прицепа вылезает Ниташа, сонная-пресонная, в грязной старой ночной рубашке.

– Что это у тебя? – Она берёт в руки один листок, читает. Пренебрежительно фыркает. – Любить! Ну, ты придумал! Любить! Да они и не почешутся! Ты веришь в обещания?

– Да, – говорит Стен. – И они должны поклясться.

Она снова фыркает.

– Поклясться? Никто никаких клятв не выполняет! Никогда!

– Да не слушай ты её, Стен, – говорит Достоевски, глядя на дочь и неодобрительно покачивая головой. – А раньше-то была отличная девчонка, не вредина.

– Раньше? – эхом вторит Ниташа. – Когда это «раньше»?

– Понятно когда, – отвечает Достоевски, – в эпоху миссис Достоевски.

Ниташа зыркает на отца исподлобья и, шумно топоча, залезает обратно в автоприцеп. Хлопает дверью.

– Миссис Достоевски? – спрашивает Стен. – Это ваша жена?

– Она самая, – отвечает Достоевски. – Жена. Ниташина мать. В Сибирь она укатила, с балетной труппой. Да так и не вернулась.

Дверь распахивается. Высовывается Ниташа.

– Она, кстати, обещала взять меня с собой! – Девочка сверлит Стена взглядом. – Хорошее обещание, да? Нравится?

– Не знаю, – растерянно говорит Стен.

– А потом она сказала, что я слишком мало танцую. Ну и отгадай, что было дальше?

– Одна уехала? – спрашивает Стен.

– Да! В Сибирь!

Ниташа снова хлопает дверью.

– В Сибирь… – повторяет Стен.

– Уж больше года прошло, – говорит Достоевски.

Дверь распахивается.

– Надеюсь, она замёрзла в сугробе! – голосит Ниташа. – Превратилась в льдышку!

Дверь захлопывается. Достоевски вздыхает.

– Стен, если начистоту… Думаю, я немножко разочаровал миссис Достоевски. Она такая… мечтала кой-чего добиться… Таким, как она, не место в прицепе с пластмассовыми утками. Эх, чего уж тут… Одна беда: Ниташу с тех пор как подменили.

Дверь опять распахивается.

Ниташа тяжёлым шагом направляется к Стену:

– На, смотри, если охота. Это она!

Стен берёт протянутую фотографию. На ней стройная женщина, балерина в прыжке. Волосы развеваются, юбка развевается.

– Очень красивая, – говорит он.

– Ага, раскрасавица! – фыркает Ниташа. – Отдавай, пока не измазал. – Она выхватывает у него фотографию и скрывается в прицепе. Дверь хлопает.

Достоевски пожимает плечами. Дверь распахивается.

– Да, она была красавица! – кричит Ниташа. – Раньше была!

Дверь захлопывается.

Стен чувствует, что его кто-то тянет за руку. Рядом стоит малыш.

– Мистер, можно мне утку поймать? – спрашивает он.

– Раньше была! – продолжает голосить Ниташа за закрытой дверью. – Раньше!

Зато работа в первое утро Стену сразу понравилась. Куда лучше, чем на их домашнем консервном заводе, в тесноте и рыбной вони. На ярмарку потянулись люди: семьями, небольшими компаниями. Они прогуливались, бродили меж шатров и киосков. А из «Музыкального экспресса» уже плыли звуки вальса. Вагонетки американских горок уже скрежетали вовсю, и сверху, будто с неба, доносился женский визг. Тот малыш вытянул у него первую рыбку, но вслед за ним пришло ещё очень много народу. У Стена вокруг пояса – ремешок с большим кошельком. Вскоре кошель потяжелел – там накопилось много монет и даже банкнот. Стен помогает детям подцеплять уток крючками. А потом – подписывать «обещания», ведь писать-то умеют не все. Он непременно смотрит каждому в глаза. И просит, чтобы они по-настоящему заботились о своей золотой рыбке.