Запретная археология - Майкл Бейджент

Из этого д-р Лоренц вывел два принципа хаоса. Первый – чувствительность к начальным условиям; мелкие события могут создавать в конечном итоге крупные последствия. Второй – важность обратной связи со средой. Существует постоянное взаимодействие между развивающейся системой и ее окружением, происходит постоянное воздействие в ту и другую сторону: система меняется совершенно непредсказуемым образом.

Теоретики хаоса вглядываются в модель поведения различных систем, а образцы хаотических систем демонстрируют сходные черты: те же модели, что наблюдаются в узорах снежинок, наблюдаются и в турбулентной воде, и в ритме сердцебиений, и в рисунке набегающих на берег волн.

Одним словом, кажущиеся на первый взгляд беспорядочными явления на поверку обнаруживают скрытый порядок.

Вся экосистема, внутри которой существуем мы и все остальные живые организмы, является частью всеобщего бытия, которое постоянно и поступательно движется к хаосу – и это происходит начиная с самых истоков жизни. Мы увидим, что эта идея решает проблему существования миллионов таинственных и невероятных форм животных и растений, которую не представляется возможным объяснить при помощи дарвиновского естественного отбора. Эти странные существа более не приходится рассматривать как имевших преимущество с точки зрения отбора. Развитие генетической вариации, хаотически разветвляющейся на протяжении тысячелетий, способно дать объяснение этому немыслимому разнообразию. В сравнении с этим подходом дарвиновский естественный отбор представляется линейным, Механистическим и поверхностным.

Есть и еще один удивительный момент, на который указывает теория хаоса: эволюционное намерение.

По тому, какое значение при создании хаотических моделей имеет обратная связь – от среды и обратно, – можно видеть, что жизнь не столько беспомощно видоизменяется за счет одностороннего потока случайных воздействий, сколько активно вовлечена в создание вектора своего собственного будущего развития.

Возрастание сложности живущих существ на протяжении миллиардов лет находится в полном соответствии с теорией хаоса – система удаляется от своего начального момента, низвергаясь в непредсказуемую сложность. Но за этим стоит кое-что еще: это движение в направлении усложнения, очевидное в эволюции, свидетельствует о том, что она не беспорядочна. Более того, создается впечатление, что она является выражением некоего глубинного замысла: «Эволюция может пониматься как целенаправленный процесс постольку, поскольку является частью целенаправленной Вселенной, раскрытием потенциальных возможностей, неким образом присущих космосу». И в качестве доказательства целенаправленности Вселенной Уэссон указывает на Солнце и планеты: они естественным образом эволюционировали из «огненного шара в Солнечную систему». Это – свидетельство движения вперед, быть может, цикла, в котором актуализируется потенциальное.

Нечто пытается выразить себя?

Теория Дарвина стала порождением своего времени. Человеку викторианской эпохи было присуще чувство превосходства над остальным миром, и Дарвин, похоже, научно узаконил это убеждение.

После того как позднейшие ученые присовокупили к теории открытия генетику, они посчитали, что отныне теория стала неопровержимой. Тем не менее, она по-прежнему стояла гораздо ближе к вере, чем к научной истине. Может быть, она и приносит личное удовлетворение некоторым ученым, может быть, и придает смысл их существованию, но она не способна объяснить фактические данные.

В этой области бушует война: некоторые эксперты превращают ее чуть ли не в идеологию – как оксфордский профессор Докинс, который является современным эквивалентом проповедника-фундаменталиста семнадцатого столетия, страстно требующего приверженности ортодоксии.

Испытывая на себе давление – и не только со стороны креационистов, – наука пытается выступать единым фронтом. Создается впечатление, что ученые боятся, что отказаться от Дарвина означает попасть в руки креационистов. Это – нелепость и показатель того, насколько слабыми в действительности кажутся многим из них собственные научные объяснения.

В конце концов теория эволюции Дарвина является мифом, и, как всякий миф, она стремится удовлетворить потребность в понимании происхождения человека. В этом смысле она, может быть, и работает, однако это не доказывает, что она верна.

В 1972 году американский противолодочный корабль «Стейн», недавно пополнивший ряды ВМФ США, вышел со своей базы в Сан-Диего на боевое дежурство вдоль побережья Южной Америки. Вскоре, после того как он пересек экватор, у него загадочным образом вышло из строя оборудование подводного слежения, и все усилия его починить ни к чему не привели. Вынужденный преждевременно завершить свою вахту, «Стейн» вернулся для ремонта в сухой док на базу военно-морских сил в Лонг-Бич. Там быстро обнаружилась причина поломки. Огромный купол эхолокатора, выступавший под днищем корабля, был серьезно поврежден в результате нападения какого-то гигантского морского существа, оставившего в нем сотни следов острых, с полостями зубов, до дюйма в длину. Ученые-эксперты изучили данные и в конце концов, судя по всему неохотно, признали очевидное: что повреждения были нанесены неким «чрезвычайно крупным» существом «доныне неизвестного науке вида».

В 1960-х и 1970-х годах в исследовательской программе по изучению необычных форм жизни, существующих в глубинах океана, в особенности тех, что существуют вокруг вентиляционных отверстий на дне океана, использовался маленький американский глубоководный аппарат «Элвин». Пилоты этого многоцелевого аппарата давно привыкли к странным существам и неожиданным появлениям, ведь каждое погружение проходило на грани знания и технологии. Но даже они были не застрахованы от потрясения.

Во время одного погружения на глубину в тысячи футов постоянный пилот Маккэмис, как обычно, наблюдал из своего иллюминатора, когда, откуда ни возьмись, перед ним совершенно внезапно и стремительно пронеслось огромное глубоководное существо и быстро исчезло в кромешной темноте. Несмотря на весь свой опыт, Маккэмис был потрясен и ошарашен. Он сообщил, что видел «чудовище или нечто… насчитывающее по меньшей мере сорок или пятьдесят футов». Что это было – так и остается загадкой.

Ученые на борту еще одного глубоководного аппарата – «Дипстар-4000» – видели сходное чудовище в конце 1960-х годов. Они находились на глубине в 4 тысячи футов и занимались установкой приборов на дне морского желоба в районе Сан-Диего, когда обнаружили, что прямо на них плывет гигантская рыба, около сорока футов в длину, неизвестного вида. «Глаза были такие же крупные, как суповые тарелки», – сообщил пилот.

Надо признать, что в морях водятся чудовища. И не всегда нужно выдумывать неизвестные виды, чтобы объяснить их существование. Скептики укажут на то, что чудовища хорошо известны – например, кит или китовая акула; даже большая белая акула, двигающаяся на большой скорости, может показаться крупнее и страшнее, чем она есть на самом деле. Широко бытует убеждение, что в условиях растущей технической оснащенности рыболовецких и военных судов, а также наличия специальных кораблей, снимающихся научным исследованием морей, не могло бы остаться незамеченным никакое неизвестное животное даже небольшого размера. Однако это не более чем самоуверенность человека, верящего во всесилие техники. Неизвестных крупных морских существ в действительности находили.