Чужой среди своих - Василий Сергеевич Панфилов

Ситуация, откровенно говоря, выглядит паскудно… На первый взгляд, если отбросить все рефлексии, то всё ок! С моим багажом знаний и жизненным опытом, я могу много достичь в науке, и, при толике везения, стать, к примеру, Нобелевским лауреатом.

Не потому, разумеется, что я гений, а потому, что мои знания опережают текущие более чем на полвека. А я, занявшись ветеринарией, не потерял интереса к науке и был как минимум в курсе основных тенденций в биологии, медицине, биохимии и прочих.

А добротная диссертация по ветеринарии, которую оставалось только защитить, свидетельствует о том, что научные методы мышления мне не чужды. Тем более, что зная решение задачки, вывести формулу много проще…

С другой стороны… а как от рефлексий отделаться?! Я родился и окончил школу в маленьком, умирающем райцентре, и прекрасно помню, как мне приходилось лезть вон из кожи, чтобы быть почти своим в этой агрессивной среде.

Блатные понятия, существование на грани физического выживания, интересы обывателей, крутящиеся вокруг футбола, алкоголя, сериалов и майских праздников, на которые нужно сажать картошку. Выделяться, быть не таким, как все, было просто опасно…

Да не игнором, который я мог бы пережить, а физически опасно. Чем ниже уровень жизни, чем ближе он к физическому выживанию, тем выше уровень агрессии к тем, кто хоть как-то выделяется из обывательской массы.

Поскольку учился я общем неплохо, а по ряду предметов просто блестяще, своё «не пацанское» поведение приходилось компенсировать усиленной драчливостью и участием во всяких авантюрах. И всё равно, в ту реальность я вписывался очень неважно…

А здесь — другое время, другая ментальность. Другое… да всё другое… а я на учёте состою. Последствия могут быть… интересными, вот только о карательной советской психиатрии я читать-то не хочу, а уж участвовать, и подавно!

Да и без психиатрии… проблем с моей инаковостью полно. Я, к счастью или к сожалению, очень заметен на фоне серой массы. А время фриков, время «Не таких, как все», даже на Западе ещё на наступило…

— Однако! — удивился дядя Витя, проиграв две партии подряд, — Вот тебе и Стукнутый… кхе! Не обижайся…

— Не вы же придумали, — дёргаю плечом, давя всколыхнувшуюся в глубинах души досаду. Прозвища такого рода, да в маленьком посёлке, это… очень неприятно. Клеймо фактически.

— Не я… — задумчиво согласился он и пошевелил пальцами левой, загипсованной руки, будто сжимая её в кулак перед ударом.

— Давай-ка ещё! — сосед не стал заострять внимание на оплошности, с азартом погрузившись в шахматный мир.

— А это, пожалуй, уже не третий разряд, — задумчиво постановил он, проиграв семь партий из одиннадцати.

— Да?

— Я бы сказал, где-то между первым и вторым, — уверенно констатировал дядя Витя, не отрывая взгляда от шахматной доски, — В следующий раз, думаю, ты район возьмёшь.

Э-э… что? В следующий раз? Район?! Несколько наводящих вопросов показали, что оказывается, у меня имеется третий взрослый разряд по шахматам, и что я временами участвую, и иногда — выигрываю!

«— О, сколько нам открытий чудных…» — это ж сколько интересного я о себе не знаю?! О том, что я и в этой жизни умею играть шахматы, узнал походя, между делом…

Но это сейчас так удачно вышло! А если нет?! Чего я о себе не знаю?

Запросто… да почти наверняка может всплыть информация, которая сильно усложнит мне жизнь. Да даже без криминала! Просто…

«— … а ты что, не помнишь?!» — слухи по Посёлку, и здравствуй, советская психиатрия! Мишка Савелов, оказывается, память потерял! Мало того, он ещё и скрывал этот факт… а это уже однозначно диагноз! Чёрт…

В больнице мне хватало обрывков памяти, а рядом была мама, с которой у меня связано очень много воспоминаний. В общем, я как-то не задумывался над этой проблемой, или скорее — не видел, не понимал её. Ну да, дивное сочетание эпилептического припадка на фоне травмы головы, соображал с трудом…

Врачи, которых мой случай совершенно не заинтересовал, не слишком утруждали себя общением с пациентом, ограничившись первичным анамнезом, назначением лекарств и дежурным «— Ну-с, на что жалуетесь, молодой человек?» при обходах. Ответов, что характерно, они через раз даже не дожидались, тут же обращаясь с каким-нибудь поручением к медсестре или переключаясь на следующего пациента.

Если бы моя проблема с памятью обнаружилась в больнице, она бы никого не удивила. Просто покивали бы, занесли информацию в карточку, проверили меня на вменяемость…

«— Хм, — закусил я губу, — в любом случае психиатр. А это… Нет, мы пойдём другим путём!»

Постановив для себя, что из Посёлка нужно уезжать хоть тушкой, хоть чучелом, и край — этим летом, я снова сосредоточился на игре в шахматы. Решение принято, а что и как… будем посмотреть!

Похмыкав, дядя Витя вытащил папиросы и закурил, вкусно затягиваясь и выпуская дым через волосатые ноздри.

— Хм…

— Закуривай, — понял меня сосед, глянув предварительно на поцарапанные, видавшие виды наручные часы, и, опасливо, на дверь в бараке.

Благодарно кивнув, я взял «Беломорину» из лежащей на столе пачки, а дядя Витя чиркнул спичкой, давая прикурить. Родители в общем-то в курсе, что их отпрыск курит, но правила игры нужно соблюдать, и я делаю вид, что живу жизнью образцового пионера, а они — что верят этому.

— Жрать что-то захотелось, — поделился я соседом, — доиграем сейчас, и пойду, приготовлю чего-нибудь на скорую руку.

— Миша… — покачал головой дядя Витя, окутываясь клубами дыма, — ты что, хочешь разговоров? Потерпи полчасика, мать проснётся и приготовит завтрак. А то опять…

Он поморщился и не стал вспахивать тему, а я, угукнув и опустив голову, пытался понять, что это вообще было?

«— Чёрт… я что-то не то сказал! Но что?!»

— Может, в пять минут лимит поставим? — предложил дядя Витя, — А то что-то я с утра туго соображаю.

— Давайте, — согласился я, и не пожалел. Время он начал тратить не только на обдумывание, но и на всякого рода байки, рассказывать который мужчина оказался большим мастером.

— … в тридцать девятом, помню, — на первенстве Москвы играл, — рассказывал он, подперев голову руками и глядя на доску, — и у нас слух прошёл, что Сталин на игру собирается придти. Сам он так и не пришёл, а вот та атмосфера ожидания запомнилась.

— Да-а… — протянул он, делая ход и затягиваясь глубоко, — Я тогда комсомольцем был, и ненужных мыслей — ну вот ни граммулечки! Один восторг верноподданнический в голове.

— Это как… он задумался, — Бог, наверное. Ну да, что-то близкое…

— Бог-Император, — брякнул я, делая ход.

— Ну… да, — серьёзно кивнул сосед, не отрывая взгляда от