Мотылек и Ветер - Ксения Татьмянина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как заставить себя купить новое? Пальто на самом деле прохудилось еще два года назад и просилось на смену. Но в то время уже было туго с деньгами, а потом я совсем ушла с работы, зимы теплыми были, — все сносно. Этот январь у меня почти весь прошел в больнице, февраль в квартире главврача, в марте перебежки спасали, не давая замерзнуть на улице.
Понимала головой, что пальто — вещь. Но по чувствам, не вылезу из него, потому что оно из той жизни, где еще был ребенок. Выбросить его, сменить на новое, значит выбросить память о моем маленьком, едва родившемся сыне. А «новая шкура» без него? Притвориться, что началась другая жизнь в другой одежде? Забыла, да? Избавилась? Предала!
— У меня все хорошо, извините, что сразу не написала. — Ответила на звонок старосты и искренне сожалея, что забыла о нем. — Завтра собрание? Опять все или только наш район? Хорошо… да, буду… лучше, не разболелась.
И вдруг в солнечном сплетении вспыхнул импульс вызова. Едва нажала отбой в анимо, как он подбросил меня на ноги. До хода недалеко, — я нарочно выбрала торговый центр поближе к филиалу закрытого банка. Только бы не было сбоя! Мы еще не выяснили — ходы ли в этом виноваты, что заносят в пустышки. Но предполагать времени не было, я побежала к тем, чьи имена появились на листке блокнота.
— А можно мне один шарик?
Девочка Аня сидела на бульварной лавке, одна, а мимо шла девушка Элла со связкой шаров. Был день рождения, Элле исполнилось двадцать пять, друзья устроили праздник дома у одной подружки, накрыли стол и купили шаров по числу лет, увязав их в гирлянду для украшения. Они учились вместе, только летом выпустились, на работу еще толком не утроились, а кто устроился — что там первые заработки? Вот и вышло, что сам подарок от пятерых человек — это торт, фрукты, две бутылки шампанского на всех и шарики.
Девушка остановилась, жалостливо свела брови и ответила:
— Они все в одно завязаны…
Смогла бы отсоединить — отдала бы один. А так, все — жалко. Не злая, не жадная, так совпало, что она уже пронесла их через полгорода. Едва влезла в вагон монорельса, стараясь никому не помешать и одновременно уберегая от повреждения свое сокровище. Внимание от друзей, подарок, настроение дня, осколок от детства… они еще продержатся сколько-то, напоминая девушке, что в жизни есть место счастью от простых и невесомых вещей, что взрослая жизнь вот она, а сказка никуда не ушла. Она несла их к себе домой, чтобы продлить на подольше память о встрече, улыбках, вкусе сладостей и аромате игристого вина.
— Тогда ладно.
Девочка грустно, но понимающе кивнула.
У нее сегодня тоже был день рождения. Ей исполнилось десять лет и свою взрослую часть жизни пришлось встречать раньше, чем нужно — она потеряла маму полгода назад. Отец не потянул один и спихнул ее жить к тете — маминой сестре, у которой и своих было двое, пять и три года. Есть дом, есть где спать, есть еда и одежда. Тетя любила девочку, но все внимание отнимали малыши. Отец забирал Аню по выходным. Забрал и сегодня, и она ждала, что будет праздник, хоть какой-нибудь. Они уйдут в кафе, купят пирожные и будут вспоминать маму, которая очень любила устраивать волшебные дни рождения — с сюрпризами, вкусностями и шарами! Мамы больше не было, она погибла под колесами автомобиля по вине пьяного водителя…
Папа забрал, потому что так нужно. Но как вышли от тети, сказал, что они посидят дома. Налил ей лимонада, отрезал магазинного рулета с клубничной начинкой и подарил куклу. Оставил одну на кухне, суетливо собираясь, убираясь и мыслями был совсем не с дочерью.
— Роднулька, извини, так сегодня совпало… сейчас ко мне моя коллега по работе придет, у нас дела. Очень важные, не отменить никак. Пойди, погуляй часов до четырех, возьми подарок с собой.
Аня послушно оделась и ушла, не забрав куклы. Она не такая глупая, понимала больше, чем думал отец. И зачем он ее выгнал — тоже. Села на лавку, копила слезы внутри, терпела и держалась, думая, что если заплачет — мама расстроится. Она смотрит с неба, и больше всего на свете хочет, чтобы у нее сегодня был чудесный день.
Я стояла в пяти шагах, ощущая фрагменты жизни каждой и понимая, что это двойное «на грани». Элла проживет долгую жизнь и будет помнить неподаренный шарик всегда. Оправдывать себя, что не из жадности утащила всю связку к себе, а из-за сентиментальности. Что, принеся их домой, поняла, как «сдулся» праздник, и они перестали значить так много, как казалось еще час назад… А Аня сейчас потеряет детство. Оно отомрет в миг понимания, что чудес нет, что это внезапная яркая гора шаров на сером бульваре в серый день и горькие минуты, — не волшебство. Девушка уйдет, не поделившись чудом, потому что… а какая разница в чем причина? Жизнь такова.
Шаг, второй, третий… и как только Элла поравнялась со мной, я сказала:
— «Птичка с зеленого холма» — твоя любимая сказка, Эля… добрая колдунья, букетик полевой, собираю счастье и делюсь с тобой.
Девушка замерла, распахнула глаза и несколько секунд невидяще смотрела вперед. Потом проморгалась от подступивших слез воспоминания, улыбнулась тому, как когда-то представляла себя этой Птичкой, и развернулась обратно:
— Тебя как зовут?
— Аня.
— Забирай все, Аня! Держи. А еще, если у тебя время есть, подожди меня — я добегу до пекарни, она здесь за углом, возьму по стаканчику горячего шоколада и пончики. У меня сегодня день рождения, и я тебя угощу, можно?
Девочка улыбнулась. Ответила:
— И у меня день рождения!
Я отступила, ушла, попятившись, за бордюр, за линии стриженых голых кустов, скользнув в прореху, и потеряла связь. Постояла немного в тени клена, подумав, но не произнеся вслух: «Я очень тебя люблю, мой Василек, где бы твоя душа не витала, знай это!».
Остаток дня прошел так, словно никаких событий в моей жизни не случалось. Ни сбоев с пустышкой, ни незнакомца в странном доме и комнате, ни ночи у Юргена. Закрутило на прежней карусели поездок, пересадок, привычного места на площадке вагона, просмотра убегающей дороги и огней улиц. Только домой вернулась раньше обычного из-за ледяного ветра. С оглядкой вернулась — не подкарауливает ли Юрген опять у остановки, по пути или у входа? Сообщений он не присылал. Не навязывался. Это вселяло надежду, что преследовать не будет…
— Ох, да что же это! — И рыдания в голос. — И за что… будь оно все проклято!
Я миновала пост вахтерши, — ее не было и это избавило от обязанности вежливого разговора. Проехала в лифте одна, не натолкнулась на курящего соседа на площадке, но едва в общий коридор зашла, как причитания из кухни мгновенно встревожили. Что-то случилось!
— Гуля! Обварились!?
Женщина лежала на полу рядом с плитой. Опрокинуты два табурета и кастрюля с едой откатилась к окну, расплескав остатки красного свекольника по полу и на саму Гулю. При первом взгляде ожгло от ужаса — кровавая бойня и объёмное тело соседки. Но при втором, более трезвом взгляде, чуть отлегло — женщина сотрясалась от рыданий, но была жива. Пахло супом, а не кровью, и я спросила самое очевидное. Подбежала к ней, лихорадочно выискивая анимофон на дне сумки чтобы вызвать скорую.