Идем на Восток - Александр Афанасьев

Вооружение особой группы — подбиралось по принципу: ничего русского, но в то же время — максимально пригодное к тому делу, к которому они готовились. Поэтому — стрелки получили вместо наших автоматических карабинов Симонова богемские автоматические «машингеверы», выкупленные через третьи руки русским правительством после того, как богемское оружие отказались принимать на вооружение парашютисты Иностранного Легиона Франции, для которого оно собственно и было сделано. Благо, на ствольных коробках было выбито, чей заказ, и это должно было навести на определенные мысли. Снайперы — взяли длинноствольные богемские Маузеры с бельгийской оптикой Минерва и полуавтоматические ZK-383 — винтовки, в свое время выигравшие конкурс на принятие на вооружение русской армии у винтовок Дегтярева и Симонова, но не принятые по политическим соображениям. Пулеметчикам — пулеметы ZB30 под германскую ленту. Вдобавок — два бельгийских ружья-карабина Браунинг, с набором патронов к каждому — от охотничьей дроби до кошки, позволяющей перекидывать мосты через препятствия. Ну и германские Парабеллумы с приборами Максима, какими пользовалась германская политическая полиция. Под этот заказ — их и делали. Еще у киргизов была одна на группу тяжелая полудюймового калибра винтовка Винчестера образца 1945 года[19], переделанная в снайперскую.

Забегая вперед, князю, как человеку не слишком то сведущему в ближнем бое — выдали чешский пистолет — пулемет с прибором Максима и электрическим прицелом Красная точка[20] как на пулемете бомбардировщика. Промахнуться с таким почти невозможно, тем более он авиатор, к таким прицелам привык…

Сейчас — киргизы продвигались к цели редкой волчьей цепочкой. Настолько редкой, что ни один из них не видел другого — но каждый из них знал, кто и где находится. У них не было приборов Вампир[21] но им они и не были нужны. На их стороне были отточенные поколениями чутье, слух и ночное зрение пастухов, которые вместе с собаками — должны были сохранить ночное стадо от голодных волков. Которые нападают в основном ночью…

Сейчас — идущий первым Тюрки что-то заметил. Он немедленно залег на тропе и зашипел змеей, предупреждая остальных об опасности. Каждый слышащий — мгновенно передавал сигнал опасности дальше: опытные горцы замирали там, где их настиг сигнал опасности. Что днем, что ночью — человеческий глаз больше замечает движение, это у нас в крови. Еще с тех времен, когда у человека не было Маузеров и пулеметов, и движение — означало, скорее всего — присутствие хищника.

Вот и оно.

Наблюдатель. Наблюдатель на тропе за валуном, укрытый так, что видно не более чем на четверть. Но все же видно — человек не может быть не виден, если хочет видеть сам. Такой размен — если хочешь видеть, покажись сам…

Тюрки прицелился. Дважды хлопнул Парабеллум, цель исчезла…

* * *

Можно было идти — но он пролежал на месте еще минут пятнадцать, выжидая. Спешить было некуда — а наблюдатель мог быть всего лишь подсадной уткой, даже сам того не зная. Цена ошибки как всегда была — смерть…

Наконец, он подал сигнал — можно.

Тропа уходила в горы…

В этих местах никогда и ничего не выращивали — террасное земледелие не могло сравниться по эффективности с распахиванием равнинных земель. Зато здесь был рай для скотоводов, местные овцы — ценились на каракулевых аукционах, были даже местные породы. Это было, кстати, одной из проблем: запретить доступ на полигон было невозможно, местные пастухи никогда не знали запретов, и восприняли бы с возмущением тот факт, что кто-то не дает им пройти по их же земле. В конце концов, решили, что пастухи будут дополнительным испытанием: местные, они обладали отличным зрением и имели собак. Не попасться им — задачка…

Горы здесь представляли изломанную цепь хребтов и долин, впереди, в одной из них — тлел огонек. Оно?

Тюрки скомандовал — «остановка группы» и «командира ко мне».

Командир подполз, моментально сориентировался в ситуации — достал бинокль с подсветкой. Где-то рядом — недовольно крикнула потревоженная птица, снимаясь с места. Это плохо — опытный человек сразу поймет, что что-то не то. Птица ночью — без причины с места не снимется.

Наблюдательный прибор — был сделан еще в тридцатые, когда люди не умели преобразовывать и усиливать свет звезд, получая изображение ночи. Но ночью — наблюдать было нужно, наиболее прозорливые военные теоретики предсказывали, что новая война будет войной лазутчиков, диверсантов. В качестве эрзаца — придумали приборы с маломощной внутренней подсветкой, которые хоть немного, но просветляли ночь. Подсветку можно было и не включать — в таком случае у тебя был обычный прибор наблюдения.

Здесь — подсветка не требовалась, все было видно и так. Мерцающий свет костра. Чабаны с длинными палками — похоже, что дед и внук. Почти невидимые в темноте овцы, сгуртовавшиеся у огня — хищники боятся огня, без лишней надобности не подойдут. И белый, в свете костра кажущийся почти седым огромный алабай — пастушья собака весом с человека, разрывающий волка как домашнюю собаку. Умная тварь. Он то конечно их засек — смотрит точно в их сторону, не вставая. И не встанет — враги далеко, и это люди, не животные, он это тоже чует. Скотокрады — они не связываются с алабаем, отлично знают, на что тот способен. Да и люди далеко, а овцы — близко, и их надо защищать.

Командир убрал трубу. Жестом показал — обходим…

* * *

— Первый, здесь Пятый, прием…

— Пятый, Первый на приеме…

— Первый здесь Пятый, холодную проверку произвел, отказов систем нет. Разрешите включить питание…

— Пятый, включить питание разрешал, повторяю — разрешаю включить питание.

— Первый, вас понял, включаю.

Переделанный Фокке-Вульф включал одну систему, которая была изобретена Игорем Сикорским в тридцатые, когда конструкторы тяжелых воздушных кораблей стремились в небо, пытаясь создать машину с потолком выше, чем у самых совершенных истребителей и неуязвимую для зениток самого крупного калибра. В отличие от немцев, ставивших наддув на каждый двигатель — Игорь Сикорский придумал поставить отдельный двигатель в фюзеляже самолета, работающий на четыре оставшихся как механический нагнетатель. Он включался только на определенной высоте и с ним — самолет Сикорского тогда покорил (с бомбовым грузом!) казавшийся тогда недосягаемым рубеж в десять тысяч метров. Затем появились более совершенные и компактные механические нагнетатели, идею забросили — но в этом самолете ее воплотили заново. Дело в том, что небольшой двигатель мог работать как мини — генератор, получая ток для многочисленных потребителей внутри самолета. А мог — и на наддув. Включать его надо было осторожно: внезапная потеря мощности на такой высоте чревата штопором.