Отель «Дача» - Аньес Мартен-Люган

Я наклонилась и крепко поцеловала его в висок. Значит, он тоже это почувствовал…

– Она здесь, не волнуйся… и ты же ее знаешь, она никогда на тебя не рассердится… Она слишком тебя любит. Постарайся вести себя с ней, как раньше…

Он уткнулся лбом в мое плечо, я снова поцеловала его. Как бы я хотела этим поцелуем наделить его необходимой волей, чтобы расти и становиться сильным, передать ему эту силу своими губами. К сожалению, это было лишь началом испытаний, через которые ему придется пройти в жизни.

– А ты, птичка? – спросила я у Роми, которая продолжала молчать.

Она быстро взбрыкнула ногами в пустоте, как будто раскачивалась на качелях.

– А я буду плакать, – неожиданно заявила она. – И потом, я хочу, чтобы Джо тоже пришел к нам на маслобойню сегодня вечером, как раньше…

Чтобы успокоить ее, я ласково потерлась щекой о ее волосы. Постепенно ее ноги стали двигаться медленнее, потом остановились. Она была готова меня выслушать.

– Не волнуйся, ты можешь поделиться с Машей, она поймет… и не бойся поплакать вместе с ней… Ты имеешь право, и ей это известно, не сомневайся. Я уверена, что она захочет приласкать тебя.

Алекс предложил зайти за Машей, пока не стемнело, – я могла гордиться сыном. Ожидая их, Роми накрыла на стол, украсив его блестками и цветами из разноцветной жатой бумаги, которые сделала в честь Машиного прихода. Роми настояла на том, чтобы поставить тарелку и для Джо, я не возражала. Поскольку вечер был прохладным, я разожгла огонь в дровяной печи. Чиркая спичкой, я вдруг услышала слова Джо, впервые зашедшего на обновленную маслобойню: «Придется выгнать тебя, чтобы селить сюда гостей». Я тогда очень себя зауважала и по сей день продолжала радоваться заслуженной похвале. Джо был прав, маслобойню можно было предлагать клиентам за самую высокую цену! «Это наш маленький секрет», – предупредил он меня в тот вечер, перед тем как пожелать сладких снов.

Переехав, я принялась отчищать старый плиточный пол от густого слоя грязи и въевшейся пыли. Мне хотелось восстановить красоту плиток, и мне это удалось. Одной каменной стене я сохранила ее первозданный облик, остальные побелила. Когда-то давно они были серыми, но я все перекрасила, снова поселившись на маслобойне после расставания с Самюэлем, а заодно избавилась от мебели, заменила ее, чтобы начать новую жизнь без него. Но одну вещь я все же сберегла – главный предмет интерьера гостиной, старую барную стойку, которую я раскопала в Л’Иль-сюр-ла-Сорг. Она принадлежала мне, а Самюэль ее ненавидел. Она отделяла открытую кухню от остальной части гостиной. По утрам в январе, когда отель был закрыт, я очень любила разжечь огонь, усесться на деревянный табурет и пить за стойкой горячий кофе, наблюдая, как за окном рассеивается туман.

Дверь гостиной распахнулась, и вошла Маша под руку с Алексом. Он перерос ее несколько месяцев назад. Его сходство с отцом стало еще заметнее. Увидев вспухшие от слез веки сына, я бросилась к нему. Маша покачала головой, давая понять, что я могу не беспокоиться и лучше его сейчас не трогать, и что-то зашептала ему на ухо, а он поцеловал ее в щеку.

– Маша! Маша! – пропела Роми и побежала к ней.

– Как я рада тебе, solnyshko!

Роми тоже получила собственное ласковое русское прозвище, став Машиным солнышком.

– Пойдем. – Дочка потащила Машу за собой. – Я не забыла поставить тарелку для Джо.

Маша широко улыбнулась, хотя в глазах у нее стояли слезы, подошла вместе с Роми к столу, искренне похвалила плоды ее творчества и не преминула подчеркнуть, что Джо счастлив быть вместе с нами. Лед был сломан. Роми и Алекс с удовольствием общались со своей названой бабушкой, и вечер затянулся, несмотря на то что детям давно пора было спать. Я растроганно наблюдала за ними и тоже чувствовала себя спокойно. Каждое мгновение, проведенное вместе, было для них теперь на вес золота. Внутренний голос нашептывал мне, что долго это не продлится.

Я объявила отбой, когда Роми стала капризничать.

– Чистите зубы и ложитесь, а я провожу Машу, вернусь и пожелаю вам спокойной ночи. Я быстро – туда и обратно.

– Я могу сама дойти, голубка.

– Нет, Маша, мама тебя проводит, а скоро это буду делать я, – заявил Алекс.

Она отвела глаза. Да, я была права, Маша утратила вкус к жизни. Она быстро взяла себя в руки, обняла детей и предложила возобновить уроки русского на следующей неделе. Может, я и ошибаюсь. Я надела плотную шерстяную куртку и взяла карманный фонарик, который двадцать лет назад мне подарили, чтобы ориентироваться в кромешной тьме «Дачи». Это был один из древних фонариков 1980-х годов: их делали из разноцветного металла – мой был оранжевым, – с большой лампочкой, которая могла и ослепить на несколько минут, если луч попадет в глаза. Я всегда его брала за металлическую ручку, и хотя мне действовал на нервы и царапал пальцы капризный выключатель на боковой стороне, я бы ни за что на свете не променяла свой фонарик ни на какой другой. Я получила его в мой самый первый вечер здесь и готова была ехать хоть на край света, если он требовал починки.

Желтый свет фонарика освещал нас, пока мы медленно и молча шли от маслобойни к «Даче». Маша держала меня под руку.

– Тебе понравилось сегодня? – спросила я, когда мы оказались в холле.

Она похлопала меня по руке:

– Голубка, мне так хорошо с тобой и твоими детьми.

Мы подошли к двери в то крыло, где она жила. Джо и Маша оставили себе номер с маленькой гостиной на первом этаже. Чтобы попасть туда, надо было пройти через кухню.

– Пожалуйста, не меняй свой распорядок на эти выходные, мне помощь не понадобится, я легко все сделаю сама.

По субботам и воскресеньям, когда дети были со мной, я не работала, подключаясь только во время авралов или в разгар сезона. После того как я рассталась с их отцом, мне пришлось перекроить свое расписание, поскольку я больше не могла находиться в отеле двадцать четыре часа в сутки. С согласия Джо и Маши я наняла работника на выходные и отдельные вечера. Мне очень не хотелось, но что поделаешь – пришлось поделиться частью своей территории, чтобы избежать бесконечных тягостных споров с Самюэлем и, главное, чтобы наверстать упущенное с Алексом и Роми… На самом деле я пыталась вообще не заходить в гостиницу во время таких семейных выходных. Правда, возникала одна проблема: дети рвались туда!

Маша крепко зажала мои ладони в своих. В ее взгляде светилась решимость и море грусти. И она была настороже, даже как будто на грани паники.

– Пообещай мне, голубка.

Ее голос звучал настойчиво.

– Все, что ты хочешь.

– Твои дети растут, не позволяй времени украсть их у тебя… Никогда не известно, что может случиться… Но в конце концов они всегда уходят, чтобы зажить собственной жизнью или…

Я не сомневалась, что воспоминания об Эмме снова всплывут и будут еще более горестными. Что осталось от созданной Джо и Машей семьи?