Основание Иерусалимского королевства. Главные этапы Первого крестового похода - Стивен Рансимен

Едва только семидесятидвухлетняя императрица, до конца верившая в пророчество, которое обещало ей многолетнее царствование, погрузилась в предсмертное забытье, придворные выдвинули на трон немолодого чиновника Михаила Стратиока. Армия отказалась признать нового императора. Войска отправились на Константинополь, твердо решив посадить на трон своего командующего. Михаил уступил без борьбы, и императором стал военачальник Исаак Комнин. Военная аристократия выиграла первый раунд.

Исаак Комнин, подобно большинству таких же византийских дворян, был аристократом только во втором поколении. Он родился в семье фракийского воина, вероятно влаха, который полюбился императору Василию II и получил от него земли в Пафлагонии, где он построил огромный замок, известный как Кастра Комненон — Замок Комнина — и по сей день зовущийся Кастамону. Исаак и его брат Иоанн унаследовали земли отца и его воинскую доблесть, и оба благодаря женитьбе вошли в круг византийской знати. Жена Исаака была царевной из рода, прежде правившего Болгарией, супруга Иоанна — наследницей знатного семейства Далассенов. Но, несмотря на богатство, высокое положение и поддержку армии, правление Исаака постоянно осложнялось противодействием гражданских чиновников. Через два года он сложил руки и ушел в монастырь. Он не оставил сыновей и потому назначил преемником Константина Дуку. Невестка Исаака Анна Далассена так и не простила его.

Константин Дука был главой, пожалуй, древнейшего и богатейшего семейства византийской аристократии; однако свою карьеру он сделал при дворе. Исаак надеялся, что в силу этих причин обе партии посчитают его кандидатуру приемлемой. Но вскоре тот показал, что его интересы не совпадают с интересами касты. Казна его была пуста, а влияние армии — угрожающим. Поэтому он решил сократить вооруженные силы. В качестве меры внутренней политики это вполне объяснимо. Однако во всей византийской истории не найдется такого времени, когда ослабление обороны государства можно было бы счесть безопасным, а в тот момент оно было просто фатальным. Грозовые тучи сгущались на Востоке, а на Западе буря уже разразилась.

В течение нескольких последних десятилетий Южная Италия пребывала в состоянии смуты и неразберихи. Граница Византийской империи формально пролегала от Террачины на побережье Тирренского моря до Термоли на берегу Адриатического. Но в пределах этой линии только провинции Апулия и Калабрия находились непосредственно под властью Византии. Тамошнее население в основном состояло из греков. На западном побережье было три торговых города-государства: Гаэта, Неаполь и Амальфи. Все три номинально считались вассалами императора. Для амальфийцев, которые к тому времени уже наладили обширную торговлю с мусульманским Востоком, благосклонность императора была полезна в их переговорах с фатимидскими властями, и потому они держали в Константинополе постоянного консула. Неаполитанцы и гаэтанцы, хотя и не менее охотно заключали торговые сделки с иноверцами, к императору относились не так церемонно. Во внутренней части страны распоряжались ломбардские правители Беневенто и Салерно, признавая сюзеренитет то восточного, то западного императора и одинаково пренебрегая ими обоими. Сицилией по-прежнему владели мусульмане, несмотря на неоднократные попытки византийцев отвоевать остров; и набеги оттуда и из Африки на итальянские побережья усугубляли хаос в стране.

В эти области в огромном числе стекались норманнские искатели приключений из Северной Франции, паломники по пути в Иерусалим или Монте-Гаргано, к излюбленному святилищу Святого Михаила, многие из них были наемниками, которые оставались служить у ломбардских аристократов. В Нормандии не хватало земли, ибо ее густонаселенные территории не давали размахнуться честолюбивым и беспокойным младшим сыновьям и безземельным рыцарям. Этот импульс к расширению, который вскоре заставит их отправиться завоевывать Англию, заставил их обратить взгляд на Восток со всеми его сокровищами, и в Южной Италии они увидели ключ к средиземноморской империи. А царивший в ней беспорядок предоставил им благоприятную возможность.

В 1040 году шестеро братьев, сыновья мелкого норманнского рыцаря Танкреда де Отвиля, захватили город Мельфи в апулийских горах и основали там графство. Местные византийские власти отнеслись к ним несерьезно, но западный император Генрих III, стремившийся к контролю над провинцией, за которую так долго соперничали обе империи, и германский папа, которого он посадил на престол, категорически не желавший, чтобы патриарх Константинопольский распоряжался в итальянских епархиях, оказали поддержку нормандцам. За двенадцать лет сыновья Танкреда установили господство над ломбардскими государствами. Они загнали византийцев на оконечность Калабрии и апулийское побережье. Он угрожали городам на западном побережье и совершали набеги через Кампанию на север до окрестностей Рима. Византийское правительство встревожилось. Правителя Апулии Мариана Аргира вызвали в метрополию для доклада и отослали назад, дав ему дополнительные полномочия для того, чтобы исправить ситуацию. В военном отношении Мариан ничего не добился — нормандцы легко отразили его небольшое войско. С точки зрения дипломатии он оказался более успешен, ибо создавшееся положение весьма беспокоило и папу Льва IX, происходившего из Лотарингии. Нормандцы добились больших успехов, чем думалось ему или Генриху III. Генрих тогда занимался венгерской кампанией, но прислал папе помощь. Летом 1053 года Лев IX отправился на юг с армией германцев и итальянцев, объявив свой поход священной войной. К нему должен был присоединиться византийский контингент; но пока он ждал подкреплений у апулийского городка Чивитате, его атаковали нормандцы. Его армию разгромили, а самого его взяли в плен. И ради освобождения он отрекся от всей своей политики.

Это была последняя серьезная попытка укротить сыновей Танкреда. Генрих III умер в 1056 году. Его преемником стал малолетний Генрих IV, и регентша Агнесса де Пуату была слишком занята в Германии, чтобы заботиться о южных делах. Папы решили быть реалистами. В 1059 году на соборе в Мельфи папа Николай II признал Роберта Гвискара, Роберта Хитреца, старшего из уцелевших сыновей Танкреда, «герцогом Апулии милостью Господа и святого Петра, и Сицилии, с их соизволения». Это признание, которое, как полагал Рим, но не сам Роберт, подразумевало его вассальную зависимость от наместника святого Петра, позволило нормандцам легко завершить свои завоевания. Морские республики вскоре покорились им, а к 1060 году от Византии в Италии осталась только ее столица — крепость Бари на побережье. Между тем младший брат Роберта Рожер начал медленно, но успешно отвоевывать Сицилию у арабов.

Пока Бари стоял, византийцы в какой-то степени сдерживали нормандскую экспансию на восток. Но политические беспорядки в Италии неизбежно породили религиозную смуту. Прибытие латинских завоевателей в Южную Италию поставило вопрос о греческой церкви в этой провинции и возродило старинный спор между Константинополем и Римом относительно того, кто обладает над нею духовной властью. Реформы в Риме привели к тому, что папы категорически решили не допускать никаких компромиссов по вопросу своих притязаний; между тем на патриарший престол в Константинополе сел один из самых агрессивных и амбициозных иерархов греческой церкви Михаил Керуларий. Историю неудачного приезда легатов папы Льва IX в Константинополь в 1054 году следует рассказывать в контексте всей последовательности отношений между восточной и западной церквями. Он окончился взаимным отлучением, несмотря на попытки императора добиться компромисса; так стало невозможным какое-либо искреннее сотрудничество между Римом и Константинополем там, где речь шла о насущных нуждах Италии. Но это не привело к окончательному расколу, как полагали историки более поздних времен. Политические отношения между имперскими дворами стали напряженными, но не прервались. Керуларий вскоре лишился своего влияния. Одернутый императрицей Феодорой, у которой он пытался отобрать ее наследие, и низложенный императором Исааком, он умер бессильным изгнанником. Но в конце концов он все же победил. Последующие поколения византийцев видели в нем поборника их независимости; и буквально в то время, когда император и папа снова стали слать друг другу письма с заверениями в сердечной любви, императрица Евдокия Макремволитисса, его племянница и супруга Константина Дуки, добилась канонизации Михаила.